Прошлое

1 августа 1914 года в Европе началась война, получившая от современников название Великой, а еще через 20 лет учебники истории дали ей имя Первой мировой.

Сотни тысяч людей, нередко по принуждению, срывались с насиженных мест и, лишившись своего крова и средств к существованию, направлялись вглубь империи. Военные и гражданские власти, надеясь «создать атмосферу 1812 года» (когда противник буквально шёл по выжженной земле, лишившись возможности пропитания за счёт грабежа местного населения), всячески стимулировали выезд населения из районов, к которым приближался фронт.

«Смерть перестала быть страшной. Чувство горести при утрате близких сильно притупилось. Прекращение жизни глубоких стариков сдержанно приветствуется беженцами, как избавление от лишнего рта и как облегчение дальнейшего путешествия. То же иногда и по отношению к малолетним детям».

Ф. Кудринский. «Людские волны. Беженцы».

Официальная пропаганда Российской империи при содействии клириков РПЦ внушала, что оставаться «под немцами» – не патриотично. И миллионы людей были одурманены пропагандой.

В 1915 году большинство белорусов Белосточчины, Гродненщины, Виленщины и Брестчины оставило родные места и подалось в неизвестные для них стороны, переживая голод, холод и пекло революций, часто теряя самых близких себе людей.

Всего до 2 миллионов белорусов были вынуждены покинуть родные места (по разным подсчетам цифра колеблется от 1,3 (по данным М. Старовойтова) – до 2,3 (по данным В.Г. Корнелюка) млн. человек. Если учесть, что общее число беженцев в Россию со всех фронтов по официальным данным на начало 1917 года составляло 3,2–3,5 млн. человек, то доля переселенцев из белорусских земель составляла в этой массе 40–65%.

Историк Максим Оськин пишет: «Явление беженства, охватившее несколько миллионов людей в Российской империи стало… следствием развязанной высшими военными кругами кампании, так называемой шпиономании – активного поиска везде и всюду мнимых шпионов, как характерное следствие некомпетентного руководства, реагирующего на ухудшение ситуации всплеском истерии. Шпиономания была присуща всем воюющим государствам, и всюду проводилась своя «охота на ведьм», однако наибольший размах она принимает в периоды военных неудач».

Из-за отсутствия конкретных планов эвакуации движение беженцев было хаотическим. По трактах, что шли на восток, тянулись бесконечные потоки вынужденных путешественников, среди которых преимущественно были дети, женщины и старики. Только вдоль дороги Брест – Москва между Кобрином и Барановичами в июле 1915 года число беженцев достигало 400 тысяч человек. Многие из них, изнемогая от жары, жажды и голода гинули по дороге. Часто их никто не захоранивал, поэтому, как вспоминали впоследствии те, кому удалось пережить ужасы беженства, гнетущая картина нескончаемого потока сопровождалась соответствующими запахами гниющих на обочине тел.

В сентябре 1915 года в районе станции Речица скопилось порядка 58 поездов с 64 тысячами пассажиров-беженцев. Для их пропитания в экстренном порядке требовалось выпечь не менее 3150 пудов хлеба. У властей Речицы, уже едва обеспечивающих проживание нескольких тысяч переселенцев, не было даже теоретической возможности для этого. Северо-западнее, в привокзальных районах от Бобруйска до Минска, более 75 тысячам человек переставали выдавать продовольствие. Беженцы питались полусырым картофелем. Как следствие, к концу года только на станции Минск было погребено 1893 беженца.

На подъездах к Гомелю с делавших остановку составов трупы умерших от холеры выбрасывались по ночам на полосу отчуждения. А на следующий день власти вновь размещали эти тела по вагонам с беженцами, тем самым выполняя приказ хоронить скончавшихся в пути только в местечке Новобелица за Гомелем. Руководству Всероссийских Земского и Городского союзов поступали сообщения о необходимости устройства погребальных костров, организации новых кладбищ и помещений для карантина в окрестностях Гомеля.

В статье «Судьбы беженцев» видный общественный деятель Е.С. Канчер рассмотрел вопросы, связанные с перемещением белорусов во время войны, приводит сведения о том, откуда, когда и как эвакуировалось население. Опираясь на статистические данные регистрации белорусских беженцев в Петрограде, он дал подробную характеристику беженцев. Подобные сведения имеются также в мемуарах секретаря Белорусского общества в Петрограде по оказанию помощи пострадавшим от войны Павлины Мядёлко. Ценность представляют также воспоминания беженцев из западных регионов Беларуси, которые записывались с 1956 по 2000 год и публиковались в еженедельнике «Нива», который выходил в Белостоке (Польша), а позже были переизданы в сборнике «Беженство 1915 года». Размещенные в книге воспоминания белорусов через судьбу отдельных людей показывают судьбу всего народа в те суровые годы. Большинство авторов воспоминаний в период Первой мировой войны были детьми, и поэтому их впечатления отрывочны и посвящены в основном нескольким сюжетам: эвакуации, положению беженцев в России и трудностям возвращения.