Фрэнсис ФУКУЯМА
НАШЕ
ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
БУДУЩЕЕ
Рассмотрим следующие три сценария, каждый из которых описывает различные варианты, которые могут реализоваться в ближайшие тридцать—пятьдесят лет. ЧИТАТЬ
Фрэнсис ФУКУЯМА
НАШЕ
ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
БУДУЩЕЕ
Рассмотрим следующие три сценария, каждый из которых описывает различные варианты, которые могут реализоваться в ближайшие тридцать—пятьдесят лет. ЧИТАТЬ
Фрэнсис Фукуяма.
Наше постчеловеческое будущее:
Фрейдизм строился на предположении, что душевные болезни, в том числе такие серьезные, как маниакально-депрессивный психоз и шизофрения, по своей природе прежде всего психологические расстройства — результат ментальной дисфункции, случившейся где-то выше биологического субстрата мозга. Этот взгляд пошатнулся после открытия лекарства на основе лития, которое по счастливой случайности дал больным маниакально-депрессивным психозом в 1949 году австралийский психиатр Джон Кейд. Многие из этих больных чудесным образом выздоровели, положив начало процессу, который за пятьдесят лет почти полностью заменил фрейдистскую “речевую” терапию лекарственной. И литий был только началом взрывного периода исследований и разработок в нейрофармакологии, которые к концу века привели к открытию нового поколения лекарств, таких как прозак и риталин — социальный эффект от них мы только начинаем осознавать.
Расцвет психотропных средств совпал с так называемой революцией нейромедиаторов, то есть бурным развитием научного знания о биохимической природе мозга и происходящих в нем ментальных процессах. Фрейдизм можно сравнить с теорией, разработанной группой первобытных людей, которые нашли действующий автомобиль и пытаются объяснить его работу, не имея возможности открыть капот. Они заметят сильную корреляцию между нажатием на педаль газа и продвижением вперед и будут строить теории, что эти два явления связаны некоторым механизмом, превращающим жидкость в движение колес — вероятно, огромной белкой в колесе или каким-то гомункулусом. Но относительно углеводородов, внутреннего сгорания или клапанов и поршней, совершающих это преобразование, они останутся в полном неведении.
Фактически современная неврология подняла капот и дала нам взглянуть, хоть и через узенькую щелочку, на двигатель. С десяток нейромедиаторов, таких как серотонин, дофамин и норэпинефрин, управляют срабатыванием нервных синапсов и передачей сигнала по нейронам мозга. Уровень этих медиаторов и их взаимодействие непосредственно сказываются на нашем субъективном самочувствии, самооценке, ощущениях, страхе и так далее. Их уровни подвержены действиям окружающих обстоятельств и очень связаны с тем, что мы понимаем под словом “личность”. Задолго до того, как генная инженерия станет возможной, знание химии мозга и возможности ею манипулировать будут важным средством управления поведением, имеющим серьезные политические последствия. Мы сейчас уже в разгаре этой революции, и нет необходимости рассматривать научно-фантастические сценарии, чтобы увидеть, как она может пойти дальше.
Возьмем антидепрессант прозак, созданный фирмой “Эли Лилли”, и родственные ему лекарства, такие как золофт “Пфицера” и паксил “СмитКлайн Бичем”. Прозак, или флуоксетин, — это так называемый избирательный ингибитор повторного поглощения серотонина (SSRI), который, как следует из названия, блокирует реабсорбцию серотонина нервными синапсами и эффективно увеличивает уровень серотонина в мозгу. Серотонин — ключевой нейромедиатор: его низкий уровень у людей и у приматов связан с плохим контролем над порывами и неконтролируемой агрессией, направленной на несоответствующие цели, а у людей — еще и с депрессией, агрессией и суицидом.
Поэтому неудивительно, что прозак и родственные ему препараты стали в конце двадцатого столетия заметным культуральным явлением. Книги Питера Д. Крамера “Слушая прозак” и Элизабет Вюртцель “Нация прозака” прославляют это лекарство как чудо, вызывающее чудесные превращения личности. Крамер описывает свою пациентку Тесс, которая, страдая хронической депрессией, завязала мазохистские отношения с несколькими женатыми мужчинами и загнала себя в тупик на работе. Через несколько недель приема прозака ее личность полностью переменилась: свои мучительные отношения она порвала и стала встречаться с другими мужчинами, сменила круг друзей и стала вести себя на работе более уверенно и менее примиренчески. Книга Крамера стала бестселлером и внесла огромный вклад в расширение применения этого лекарства.
…
Угроза человеку исходит в первую очередь не от потенциально смертоносных машин и технологических аппаратов. Настоящая угроза всегда направлена против сути человека.
Мартин Хайдеггер, “Вопрос о технологии”
Никербокер посетил Юнга в Кюснахте н октябре 1938 г., приехав непосредственно из Праги, где оказался свидетелем распада Чехословакии. Это интервью, одно из самых продолжительных, которое дал Юнг, было опубликовано в “Херст Интернейшенл-Космополнтен” за январь. 1949 г. – и в несколько измененном виде вошло в книгу Никербокера “Завтра Гитлер” (1941).
Последний дождь
Все, что есть у меня — любовь.
Мне дано было полюбить стаи пушистых облаков и синеву безоблачного неба; прозрачность и быстроту прохладной воды ручья и солнечные блики на поверхности лужи; воздух, с шумом врывающийся в распахивающиеся лёгкие во время быстрого бега; гладь скользкого молодого льда.
За тридцать две зимы и тридцать два лета я научился любить прикосновения к старому камню, заросшему зеленым мхом, тепло коры яблони в детском саду, расположенном по соседству с моим домом, простоту бабочки, порхающей под балконом и сложность шумного праздника в городском парке.
Научился любить прошлое, научился любить грядущее.
Научился любить перемены.
Я ставлю точку с уверенностью, что последует продолжение.
Я не боюсь умереть через минуту и даже раньше, поэтому ставлю точки как можно чаще, обрубая хвосты бессмыслию.
Все, что есть у меня — любовь.
И поэтому мне больно видеть в глазах другого: «Ненавижу тебя»!
Можно раскалить мозг до отчаяния, силясь понять: «Почему?». Ответа нет, видно время еще не пришло для ответа…
Кошки пьют молоко, сколько хотят, а птицы летят туда, где тепло. Только человек, который научился любить отблески солнца в глазах людей, спешащих на встречу, способен отомстить им всем… но если бы просто отомстить! Ненависть к тем, кто любит, вызывает мучения и страдания. Проще ненавидеть стаи пушистых облаков и синеву безоблачного неба, но любовь ненавидеть — то же, что резать собственные вены. Поэтому мне больно…
Тигр перегрызает горло как молния; но человек убивает не сразу. Выбрав из всех жертв самую чистую; выбрав из всех рук, которые держали его, самые теплые, он убивает медленно.
Возможно, любовь — это только случайность. Если мое богатство случайно, тогда и ненависть в глазах близкого — тоже.
Когда я шел по аллее любви, навстречу мне шли странники с сединами на висках, и они говорили: «Научиться любить — значит научиться ненавидеть». Но я шел дальше и спрашивал себя: неужели бескрайнее звездное небо над головою — это колыбель кошмара?
Поверив, что от любви до ненависти один шаг, я останавливаюсь над пропастью.
Когда любовь перемешена с болью, убить себя — первое, что приходит на ум. Но два одиноких ангела, белый и черный, мечутся над расщелиной, не пуская друг друга, отчаянно кричат чайки под грозовым облаком.
Я хочу услышать разговор последнего летнего ночного дождя с камнем, хочу, чтобы черная вода прошептала мне на ушко ответ, который я тщетно искал под солнечным небом и в голубом свете ночника.
Зачем любовь?
Почему ненависть?..
Ведь все что есть у меня — любовь.
К обрыву подходит девушка. Но ей не до меня. С опухшими красными глазами, она смыкает свои длинные ресницы и соскальзывает во тьму, оставляя на краю провалившуюся острым каблучком в трещинку белую туфельку. Кого она любила? Потом появляется мужчина с зонтиком. Просит у меня последнюю сигарету. Закуривает, делает несколько судорожных затяжек дымом, потом стреляет окурком в пропасть и вслед за окурком, не оставляя своего зонтика, делает шаг в неизвестное. Кто его разлюбил?
Когда начнется дождь… Что-то изменится, по закону природы, но не только… Просто я однажды представил, что каждая капля несет на землю свое особое, природное покаяние. А еще — дождь шепчет ответы, особенно тому, кто стоит на краю…
Я знаю, каким он будет — последний дождь. Все, что есть у меня и чего у меня нет — будет в каждой капле этого дождя.