Как становятся сталинистами

“О реальности и ожиданиях”.
1990г. Школа. Еще советская, но уже с обсуждением “реальностей социализма”, “новым подходом к истории”, добровольностью вступления в ВЛКСМ, хотя классрук еще стыдит по поводу нежелания. Думается, это сочетание свободного мышления, наряду с сохранением (увы ненадолго) качества базового образования (комедию под названием ЕГЭ придумают гораздо позже), в основном сформировало образ мышления нашего поколения, по крайней мере думающей его части. Нам еще говорили, что любить Родину – хорошо, что страна наша великая, мы за мир и проч. Неважно, был ли СССР действительно за мир, но мы-то и те, кто нас учил – точно были. Просто потому, что в школе еще преподавали участники Войны (той самой), а матери боялись Афганистана, потому что были портреты мальчиков-героев СССР в кабинете НВП, и большинство героев посмертно, потому что я видел Хатынь, и те четыре березы, и столбы на месте домов. И мы верили в мир, в справедливость, в то, что ради Родины можно, а иногда нужно отдавать жизнь. Можно это называть пропагандой, но плохо ли то что такой пропагандой воспитывается?
Мы еще видели социализм, но молодой разум верил тому, что весь мир готов с нами дружить, а мы 70 лет были не так уж и правы, и можно со всеми договориться, потому что мы живем на одной планете. Поэтому в мозгу возникли отдельно великая страна, которая поняла свои ошибки и сейчас будет их исправлять, с одной стороны, а с другой – партийное руководство страны, которое во имя ложных идеалов вело страну куда попало, запудривая голову нам бедным. Глупые, мы относились к своим дедам, которые плевались при виде Горбачева и позже Ельцина, как к обманутым бедным людям, ничего не понимающим в светлой картине наступающего мира. Из этих посылок родилось мироощущение, что сейчас нас с распростертыми объятиями примут в мировую семью народов, экономика будет не хуже, чем У НИХ, народ станет действительно решать свою судьбу, не будет больше лжи власти, ненужных противостояний и т.д. Это выглядит как продолжение старой сказки на новый лад с новыми именами старых персонажей… Да, оно так и было. Как раньше нам говорили, что все люди в мире хотят справедливости, но им мешают жадные капиталисты, так оно и осталось, только место капиталистов заняли наши собственные правители прошлого. До чего наивно это было. Старшее поколение, особенно народ, что попроще (а значит обладает гораздо большим житейским умом), этот утопизм смекнул уже тогда, и понеслось из уст в уста шуточное “Дорогой Ильич, проснись, с Горбачевым разберись”, “Гласность – хорошо, но причем здесь водка и мясо”.
1991г. Август. Самолет из Крыма (Артек) в Сибирь не летит, потому что путч. По телевизору Горбачев в Форосе, толпы на Красной площади, Ельцин почище Ленина – “говорит с броневика”. Радость по поводу возвращения “Крымского затворника”, потому что все наладилось, можно домой, у злых путчистов ничего не получилось. Теперь я часто думаю, эти люди действительно понимали, что страну надо спасать, что она на грани развала: территориального, экономического, что 6 лет болтовни, пусть и прекраснодушной, отнюдь не приблизили нас к процветанию, что за эти годы все принятые решения были сродни решению перед пропастью завязать глаза и петь песни? Или ими двигала простая шкурная жажда власти? В любом случае, шансов у них не было никаких, да и в случае удачи их предприятия вряд ли бы что-то изменилось, потому что никто не знал “как надо” (это в лучшем случае), а в худшем – прекрасно знал “как надо”, чтобы потом в Швейцарии писать мемуары и вообще жить, не особо то заботясь о дне завтрашнем, потому как “хватит до седьмого колена”.

Пуща. Все. Страны, где родился, не существует. Ну ладно, прибалты с нами жить не хотят, Бог с ней с Азией Грузией, но Украина то с Белорусью, нам троим что вместе жить мешает?
А потом настал 92-й. 93-й. Ваучеры, ТОО, штаны “мальвины”, братва в подержанных мерсах (правда вскоре они перестали быть подержанными (мерсы), а некоторые вообще перестали быть (братва)), наркоманы этажом ниже. Парламент напоминает глупый анекдот и сборище сумасшедших перед дурдомом одновременно. Президент палит в парламент (а как же – демократия), 20-летние пацаны из гарнизона в подмосковье идут парламент защищать. Один знакомый засветился у Невзорова “Нас здесь 12”. Позже отвечал на вопрос: “А как ты туда попал” – “пили пиво в увольнительной, услышали, ну и пошли”.
93-й Институт. О платном образовании ничего пока почти не слышали. Экономический факультет. Половина преподавателей ничего не смыслит не только в экономике, но и вообще в жизни. Научный семинар о переходной экономике. Один профессор :”Нам нужен был китайский путь”. Другой: “У нас нет китайцев”. Первый: “Непродуманными реформами страна поставлена на колени”. Ответ “Если б не Гайдар, уважаемый, вы бы сейчас ботинки доедали”. Мы, первокурсники, сидим, слушаем. В голове мысль ” Я бы наверное точно доедал ботинок, если бы не дедова корова, свинья, ветеранская пенсия. Причем здесь Гайдар?” Бред, бредовей бреда. Новый парламент – клоуны почище прежних, а вернее, те же самые. Профессура, та что поумнее, уже в 93-ем говорит, что государство дозанимается. Курс госрегулирования – профессор – умнейший человек “Дерегулирование экономики в условиях не выстроенных рыночных отношений прямо приведет к еще более глубокому краху экономической системы. Кроме того, опыт европейских стран показывает, что полное дерегулирование экономики государством невозможно.”
В телевизоре Козырев, Чубайс. Договариваемся с МВФ, чтобы дали денег. Зачем – не ясно никому. Впечатление, что нас дурят. Некоторые прямо говорят, что дурят – и не бесплатно. Где-то между этим (91-96) Мэйджор сказал, что Россия проиграла холодную войну, и теперь должна занять определенное место в экономической системе мира. Какое? Место поставщика ресурсов. Закрадывается подозрение, что ресурсов не особо дорогих. Уверенность в чужом дружелюбии и открытости истощается. Шахтеры стучат касками, Ельцин сказал про рельсы. Ощущение полного дурдома.
96-й – январь. Максима привозят из Чечни. Он не хотел давать взятку за экзамен по английскому. 96-й далее страна выбрала президента, который иногда “приходил в себя и довольно долго там оставался”, кто постарше вспоминает, что похожее вроде уже было “после долгой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, вернулся к работе дорогой Леонид Ильич”. Музыканты, ранее прнципиальные кухонные борцы с несправедливостью, как один зовут голосовать сердцем, а то проиграешь. Кинчев говорит – не допустим возврата к старому. Вопрос, а как-то по другому нельзя? Чтоб и не по-старому, но и не так, а как-то иначе, нормально. Один Шевчук говорит, что подкупать избирателя – не комильфо. На вопрос “А что при Зюганове делать будете?” – Спокойно: “Вернусь в подвал”. Уважуха. Голосую “Против всех”.
Лебедь договаривается с Масхадовым. У всех вопрос – зачем все это было нужно. По поводу друзей из-за океана еще пока существует мнение, что они “за нас” , просто это наши – такие дауны (а что от них ждать, вон был план за 500 дней все исправить. Реализовали другой, но кто сказал, что лучше). Мнение о нашем политическом устройстве, как оптимальном, шатается, но еще стоит. Вместе с тем все больше одолевает смущение: почему у нас партий много (и кто их кормит), а у них – две (и чем они отличаются друг от друга и от наших). Выборы 96-го (а все понимали, что натасовано) вроде как необходимость, чтобы – о ужас! – комунисты не вернулись, но уверенности в такой необходимости нет. Наблюдатели признали выборы законными и демократическими. В народе отношение к гаранту – ну все помнят… К остальной политической элите, правда, не лучше.
Нас считают страной с нерыночной экономикой. Всяк кто выглянет в окно, понимает : “Куда уж рыночней”. Американские сталевары обиделись на дешевую сталь РФ. Импорт прикрыли (то ли пошлиной, то ли просто). Черномырдин обиделся в ответ. Запад проигнорировал.
Друзья, уехавшие за рубеж, рассказывают головокружительные вещи. Оказывается, там о нас их граждане ничего толком не знают, вся эта тусовка с Горбачевым прошла не так заметно, как нам это виделось. Оказывается, там вполне себе есть расизм, хотя к нашим относятся в основном дружелюбно.
Первая работа – акции, КО, ГКО, векселя. К началу 98-го в голове крутится вопрос “А чем все это обеспечено?” Август 98-го. А ничем. Попутно с концом первой работы (медным тазом, а как же) закончился институт. Из образования твердо уяснено, что несмотря на все места в рейтингах Альма Матер способен научить немногому. Коммунисты кстати вернулись – на посты министров. У них тоже “стабилизец”. Пустые полки под кризис и курс доллара у цыган на базаре демонстрируют полное подтверждение классической теории спроса и предложения. От осознания данного факта пробирает гордость, которая, тем не менее, не отвечает на вопрос, а что будем делать?
ноябрь 98-й ухожу в мэрию (больше работы нет). Считаем тарифы. Сколько реально нужно – не важно, надо как-то не допустить амбец МУПу с одной стороны, и не допустить роста с другой. К экономике все это имеет последнее отношение. ЕБРР предлагает реконструкцию Водоканала. Подрядчики – буржуи, материалы – буржуйские, кредит в долларах, проценты в долларах. Предложение не проходит, так как очевидно, что отдавать будет нечем, либо тариф поднимать в шесть раз.
Общий доход с женой 2,5 тыс. руб. Мысль “А работяги-то как живут?” Завидная возможность узнать, что входит в прожиточный минимум на практике.
И вот. 99-й Косово. Вот как раз на этот момент всяк, кто не глуп умудрился понять ряд простых вещей:
1. Ожидания любви и дружбы от остального мира ни на чем не основаны. Более того, нам помогли развалить то, чего мы сами бы не смогли;
2. Введение процедуры выборов прямым голосованием не означает торжества справедливости и народной воли, а является способом перевода конкуренции экономической в конкуренцию политическую. Подозрение, что это не исключение из правила, а скорее правило. Если выборы стоят денег, то где их взять, кроме как у крупного бизнеса, а когда бизнес давал что-либо бесплатно? А так уж ли интересы бизнеса совпадают с интересами гражданского общества?
3. Поскольку все обещают эффективную экономику и справедливость, и вообще, “станет жить лучше”, а даже в случае наличия конкретной экономической программы – большинство граждан неспособны реально оценить ее выполнимость, а в случае выполнимости – последствия, то выбор голосующим индивидом осуществляется по одному (нескольким) из следующих принципов:
– меньшее из зол;
– стабильность;
– нынешний обгадился, надо нового;
– этот симпатичнее;
– этот наш (из Свердловска, одного института, газпрома, тоже играет в футбол);
– давайте вернем старого он лучше справлялся.
В связи с этим выбором не так уж сложно управлять – были бы деньги и желание. Как говорится, кто за девушку платит, тот ее и танцует. Так свободен ли человек в данном выборе, понимает ли его последствия и действительно одобряет их данным выбором? Есть ли в выборной системе иная ценность, кроме частой ротации высшего руководства и купирования революционной ситуации (да, ни больше ни меньше: чего хотите, он же избран, ах, не справился, ну да ничего, очень скоро выберем лучше, ну импичмент, на худой конец). Поэтому в государстве с выборной системой военный или политический переворот – милое дело, а вот народный бунт – не-а. Не является ли такая иллюзия народного самоуправления как раз способом проведения нужной политики за спиной номинальных фигур фактически без ответственности за это. Конечно, в идеале принцип разделения властей действует, но тот кто пишет законы тоже хочет есть. Почем там благородные лорды на прошлой неделе за лобби взимали? Утрирую, конечно.
4. Запад как и ранее намерен преследовать свои интересы, а иногда просто отвлекать внимание от власти за счет войны (Плутовство, гл. роли Р. де Ниро – прямо пророчество перед Косово). Значит Вьетнам и Афганистан будут, как были. Тут оказывается ценность представляет не мир, а то ради чего от него отказываются. А отказываются, бывает из-за денег, дешевой нефти, а чаще – для установления контроля.
5. Новые авторитеты: “западные ценности”, “сотрудничество с США”, “демократические ценности”, “экономическая свобода”, оказались не менее дутыми, чем старые – компартия и коммунизм. Почему это произошло, ведь нельзя сказать, что правление только одной партии, в рамках деятельности которой могут делать карьеру политики, чем-то лучше правления попеременно двух (США) или нескольких (Европа) ТАКИХ ЖЕ (с точки зрения наличия аппарата и подчинения интересам и политике партии). Нельзя также сказать, что плановая экономика эффективнее рыночной. А видимо потому, что крайний политический и экономический либерализм, сводящий на нет социальную и регулирующую роль государства, избранный Россией, не подходил для российского общества. Отдельная группа людей, для которых (прямо как у Смита) прибыль являлась первичной ценностью, получила в управление государство, не обладая при этом достаточным опытом, не говоря уже о том, что по-видимому многие из них действовали в интересах другой страны, в силу ли прямого выбора, либо по недомыслию, преклоняясь перед якобы совершенной, но в то же время совершенно чуждой системой. Для общества же прибыль, богатство не было и не стало первичной ценностью (конечно, очень важной, необходимой, но все же не в ущерб гордости и честности, благу страны, народа). Для русского более приемлема форма выражения эффекта экономической деятельности: “достаток” – чтобы хватало, чем накопление прибыли, так как это является первой целью коммерческого предприятия. Конечно, успешное предпринимательство должно быть направлено на максимальную прибыль, но для всего остального общества государство, защищающее в первую очередь экономический либерализм ради выгоды предпринимательства, зачастую в ущерб социальному аспекту, и финансируемое крупным предпринимательством, приемлемым не является.
Розовые очки сняты полностью.

Результат. К концу 90-х страна была ограблена, как своими, так и чужими. Множество народа было ввергнуто в нищету без существенной альтернативы, без возможности исправить собственное положение. Отечественные заводы, пусть не самые эффективные, к началу 90-х были остановлены, разграблены. Разрушено было все, что можно. Вот тогда, за счет этих “преобразований” страна села на нефтяную иглу, больше ничего не осталось просто. Хотя интернационализация, означавшая утрату национального контроля над этой отраслью, уже маячила вовсю. Отказ от гонки вооружений, соцстроя рассматривался не с радостью за “одумавшуюся страну”, а скорее, как проявление слабости и возникновение возможности усиливать собственное влияние, которое должно обеспечить вполне конкретные интересы. Ожидание мира без войн после “разоружения”(без несправедливых, по крайней мере) не оправдывается. Презрение к власти, возникшее повсеместно, стало трансформироваться в презрение к стране.
Но все это было не более, чем столкновением с реальностью. То, что наш романтичный подход к экономике и политике никем кроме нас самих не разделяется – это естественно, и заблуждаться на этот счет было преступно. “Это деловой подход” (с) так кажется говорили наши друзья – янки. Сейчас еще часто встречается такая иллюзия – “никто не хочет видеть нас слабыми, всем выгодно чтобы мы были сильными, предсказуемыми партнерами, с которыми можно взаимовыгодно торговать”. Но возникает вопрос ведь “предсказуемый” – не всегда и даже очень редко – “сильный”, а также “торговать” – по каким ценам? Ответ также прагматичен, сколь грустен: выгодно чтобы мы оставались слабы, потому что нам можно “помочь”, в обмен получив желаемое. Вот тогда мы будем “педсказуемы” и “торговать будет выгодно”.
Мы сами виноваты в том, что позволили развалить нашу страну и экономику. Нам из этого выбираться самим. Обижаться на кого-то бесполезно. Обижается глупый. Важно понимать, что никто не испытывает сильнейшего желания видеть нас самодостаточными и богатыми. О своем благе заботься сам. Это ни в коем случае не означает, что необходима самоизоляция и т.д., просто искреннее желание сотрудничества со всем миром необходимо корректровать с учетом того, что мир хочет от этого сотрудничества.

Вот такой сумбурный рассказ о возникших когда то у целого поколения (поколений) ожиданиях и их столкновении с реальностью, которая ни плохая и ни хорошая – просто реальность.