Недавно я узнала, что она умерла – разбилась, упав с шестого этажа. Она была в пижаме, а на кровати лежала наша с ней, любимая детская книжка – “Роенья дочь разбойника”. Некоторые считают, что она сделала это сама, просто взяла, и спрыгнула вниз. Но я-то знаю, что всё было совсем не так – однажды она сидела на полутора метровом заборе, и не могла спрыгнуть, так сильно боялась высоты.
Мне видится, как она лежит на кровати, обнимает плюшевого медведя и читает, изредка отхлёбывая чай и поправляя правой рукой прядку волос. Вдруг она улыбается и встаёт – дочитала до того места, где Ронья учится не бояться высоты, и гордо идет на балкон (её всегда раздражал этот страх, как впрочем, всё, что она не могла контролировать в себе), садится на балконные перила, и раскидывает руки, счастливо улыбаясь.
Конечно она соскользнула. Она была ужасно неловкой. Наверняка, верила, что не упадёт, она вообще очень хорошо умела верить.
Она была любопытственной девочкой, невозможно было не любить её, нереально было ругать её или ненавидеть, хотя очень хотелось, очень. Особенно, когда она, в очередной раз, теряла к тебе интерес, и пропадала на несколько месяцев. Это было одной из её особенностей – влюбляться в кого-то насмерть, теряя интерес ко всему остальному миру, и через какое-то время остывать, оставляя очарованного друга до тех пор, пока не соскучится. Но, надо отдать ей должное, она всегда возвращалась – отпускать людей, было почти так же страшно, как сидеть на каком-нибудь высоком заборе.
Все мы, любимые друзья, злились и ненавидели друг-друга, а потом привыкали, а потом она опять возвращалась, и всё начиналось заново.
Танцевать под дождём, лазать по подземным лабиринтам, вот-вот собирающимся разрушиться, гулять по улицам целыми ночами напролёт, вскочить в пять утра, и уехать куда-нибудь, где сейчас веселее, читать взахлёб, и верить каждому написанному слову, каждый день просыпаться кем-то новым, и засыпать тем, кем был две недели назад – всё это, и многое другое, она умела лучше всех. В хорошие свои времена.
Были и плохие, пугающие моменты – каждую осень она впадала в депрессию, практически не ела, не спала сутками, и, самое страшное, становилась патологически подозрительной – не верила никому, в каждой фразе искала скрытый смысл, изводила всех своим психозом.
Но мы всё равно были влюблены в её необычность.
Честно говоря, я подозревала, что рано или поздно она не вернется, просто взмахнёт руками, и я больше никогда её не увижу. Я давно привыкла к этой мысли, и поэтому совершенно не удивилась.
С каждым днём её становится всё меньше и меньше во мне, когда-нибудь, она совсем меня отпустит, и я с нетерпением буду ждать этого.
Всё ещё люблю её.