Настя Рыбка — настоящее открытие музыкального мира. Слушателей подкупает сильная энергия, харизма, особенная звуковая подача и, конечно же смысл. Мы собрали на этой странице тексты самых полюбившихся вам треков. В них каждый может увидеть отражение собственной жизни, задуматься, или напротив — отвлечься и поднять настроение на весь день. Эти песни хочется слушать еще и еще, окунаясь в музыку с головой, раз за разом переживая яркие эмоции. Читать далее «Тексты песен Насти Рыбки»
Мировая премьера «Донбасса» Сергея Лозницы прошла 9 мая на 71-м Каннском фестивале. Картина стала фильмом открытия программы «Особый взгляд», официальной программы Канн-2018.
Действие фильма разворачивается на востоке Украины, захваченном сумасшедшими с автоматами, населенном обездоленными и оболваненными людьми.
Начинается «Донбасс» в трейлере, где гримируют актеров. Через несколько минут громкоголосая помощница режиссера приведет их на площадку, где стоит обстрелянный троллейбус и лежат трупы. Про тетку с нарисованными синяками под глазами, что-то бурно излагающую на камеру, все понятно, но трупы и взорванный троллейбус на заднем плане — настоящие или нет? Жуткий, окончательно сюрреалистический, но снятый нейтрально-документально, будто камерой наблюдения, финал даст ответ на этот тревожный вопрос. Читать далее «Все вокруг выдумка, и мы ее часть»
Тиканье страха. Это похоже на часы, которые висят на стене там, за дверью.
В комнате прохладно и тихо, слышен каждый шорох.
Лето. Деревня. Крестьянский дом. Небольшая веранда и две комнаты, в каждой печь. Меня привезли и оставили здесь, с бабушкой. Мне 5 лет.
Летом печь топиться только в передней комнате, она же кухня, столовая, гостиная. Еще там часы на стене, а в красном углу икона Пресвятой Богородицы. Читать далее «Пять минут»
Короткометражный фильм Тревора Сэндса «Внутри» (Inside) — победитель кинофестиваля в Сан-Франциско в категории «Лучший короткометражный фильм».Читать далее «Inside (Внутри)»
Исследователи лабиринтов Германа Гессе делятся на две категории: тех кто ищут смысл Игры в бисер и тех, кто желает найти правила этой игры. Это фундаментально. Сергей Мавроди (а также, например, коммунист Кургинян) в игре ищут смысл. Мне в игре важны правила, искать смысл игры – смысла не вижу, поскольку его не существует. Точнее, существует – смысл ради смысла, или поиск смысла ради поиска смысла. Это просто игра.
В поиске смысла игры Искатель смысла снова и снова возвращается к своей игре: к новой игре или к старой – это не важно. Искать смысл игры – это довольно благородное занятие, которое само по себе также является игрой. Жаль только, что свой старый рассказ Сергей с Прозы.ру уже удалил.
Игра в шахматы: есть ли в ней смысл? Глупые люди сочтут такой вопрос глупым. Но глупых людей много. И кажется, что весь мир стал черно-бел, что в мире остались только шахматные люди.
На семь ходов они просчитывают шаги, на восьмом получают мат.
Человек существо играющее. Каждый игрок по воле воображения мог бы странствовать по солнечной радуге, отдаваясь разноцветным переживаниям, но какой в этом смысл?
Сегодня я бы мог добавить, что только настоящие гроссмейстеры переставив несколько раз пешки на шахматной доске, поднимаются, жмут друг другу руки и соглашаются на ничью. Это возможно только лишь потому, что в своей ИГРЕ они способны были экстраполировать ситуацию на доске до восьми.
Это исключительный вариант победы, из имеющихся трех. Тут не слабость, а сила, не страх, а вера, что и ты, и твой соперник сумел поставить все события в логический ряд, разглядеть все нити, просчитать все действия.
А еще настоящие гроссмейстеры верят, что когда-нибудь обязательно проиграют.
Сергей Мавроди верит что выиграет.
Наверное, однажды, в далеком детстве он осознал свою бездарность.
Момент осознания своей бездарности есть проблеск гениальности. Но главное, не испугаться этого момента. Смириться и сказать самому себе: да, бездарь, ты гений, но это от Бога, которого ты не чтишь…
Люди, которые хотят приватизировать дары, не понимают, что в итоге они получают не свободу, а рабство, зависимость от мнения друзей, знакомых, тех, кто в них, как им кажется, нуждается.
Еще сложнее им понять, что мир может легко и спокойно обойтись и без них.
Радости этой жизни суть не что иное, как страх перед восхождением к жизни духа, страдания этой жизни суть не столь земные муки, сколь самоистязания, каким мы себя подвергаем из-за этого страха. Франц Кафка
Кафка — великий, возможно величайший, мастер притчи в чистом виде, литературного жанра, о котором критик мало что может сказать. Читатель романа или зритель спектакля (хотя и роман и спепктакль могут обладать притчеобразной структурой) сталкивается с вымышленной историей, с героями, положениями, действиями, которые, напоминая уже известные ему, далеко не тождественны реальным. Например, в “Макбете” я вижу определенные исторические персонажи, участвующие в трагедии, разыгравшейся по их собственной воле. Я могу сравнивать себя с Макбетом и недоумевать, что бы я чувствовал и как бы вел себя, будь я на его месте. Но я всего лишь пассивный зритель, прикованный к своему времени и месту. Однако читать настоящую притчу я так не могу. Хотя герой может носить имя собственное (чаще, впрочем, “Некто” или “К.”) и действовать в определенных исторических и географических условиях, эти частности несущественны для смысла притчи. Чтобы понять героя, я должен отказаться от объективности и отождествить себя с ним. В сущности, смысл притчи будет разным для каждого читателя. Поэтому критик никак не может “объяснить” ее другим. Благодаря более глубокому знанию художественной правды, истории, языка и даже человеческой природы хороший критик может помочь другим увидеть в романе или в пьесе то, на что они сами никогда не обратили бы внимания. Но если он попытается истолковать притчу, то всего лишь напишет автопортрет. Он опишет то, что притча сделала с ним самим, но он понятия не имеет, что она может открыть другим. Читать далее «У. Х. Оден. Человек без «я»»
В тот день я собрал много целебных и ядовитых трав и возвращался через заброшенное поле, держа ориентир на кровавый нимб солнечного заката вдали за черным лесом. Мои глаза наблюдали за игрой последних проблесков света, и ноги, не чувствуя усталости, разрывали паутину сухих и пыльных трав — я шел домой.
Тихий звон колокольчика заставил меня остановиться. Я выгнул лопатки и встряхнул плечами, сбросив рюкзак наземь, и опустился на колени к маленькому мерцающему платью божественного цветка. Колокольчик замер, и даже, мне показалось, сначала в испуге отпрянул назад от меня, выгнул свой тонкий стебель, а затем, разглядев меня лучше, или, возможно, просто почувствовав, потянулся ко мне и рассмеялся нежным переливом серебряных звуков.
Я рассмеялся вслед за ним и повалился набок, свернувшись калачиком, а потом глубоко вздохнул, впуская в себя запахи. Я был рад и пыльце, и пылинкам, и миллиону божественных тварей, сколько только может вместить в себя человеческое тельце в первую минуту после рождения.
Потом я перевернулся на спину и стал смотреть на звезды. Ничего нового, как грустно и уныло во вселенной. Я закрыл глаза и постучал во врата своих сновидений. Из-за ворот послышался недовольное бурчание: «Прочь! Прочь! Рано еще! Прочь!» — Ладно. Мне некуда торопиться.
Земля еще делилась со мной последним теплом, а прохлада ночного воздуха уже нежно ласкала подбородок, когда кончик моего носа резко поморщился, уловив чужой дух. Я открыл глаза и стал думать над смехом колокольчика. Почему он рассмеялся? Затем я почувствовал запах. Сладкий запах мяса. Я повернул голову и увидел силуэт человека, обведенный контуром бледно-желтого света. Человек сидел ко мне спиной в ста шагах, если не менее. Человек раздувал костер.
Я поднялся с земли, схватил левой рукой лямки рюкзака и побрел к огню.
***
— Дай мне сюда рюкзак, — хрипло и едва слышно произнес старик, не глядя на меня.
Я поставил рюкзак у костра. Он выдернул руки из огня и воткнул черные обуглившиеся пальцы с кровавыми трещинами в брезентовую материю сумки. Но прожечь материю с первого раза не удалось. Тогда он вновь сунул руки в огонь, жаря остатки мяса на своих кистях, и снова выдернул и воткнул в мой рюкзак.
Наконец ему удалось проделать несколько дыр, и я почувствовал сложный аромат сквозь резкий запах гари, весьма тонкий букет, отвратительный и волнующий одновременно. Этот аромат будоражил глубоко спрятанные инстинкты, запах был отталкивающий и в то же время притягивал своей тайной. Что это была за тайна, я не знал.
Нет, это была не тайна жертвоприношения, этого дикого самоистязания, явиться свидетелем которого мне пришлось в эту ночь, потому что здесь тайны для меня не было — я знал этого человека, известного в прошлом музыканта, и мне были понятны причины, почему он решил сжечь свои руки.
— Летающий червь! Ты видишь! Еще один! — вдруг завопил старик, тыча обрубками конечностей в голодный* воздух. И тогда я увидел. Я увидел сущность с большими белыми крыльями, столь большими, что накрывали нас обоих и костер. Светлым Ангелом называл я его (когда-то). Но только теперь я видел его целиком, нависающим надо мной, а не прячущимся за левым плечом; и теперь не его крылья нежно ласкали мою шею и спину, а грязное красное брюхо покачивалось прямо перед моими глазами. Это был червь.
«Часто случается, что червь, достигший полного возраста, получает крылья и взлетает на высоту**», — вспомнил я и рассмеялся. Большие белые крылья едва удерживали его над костром.
Червь никак не мог оторваться от притяжения священного огня, хотя крылья его, отчаянно бия о воздух, рвались вверх. Прошло еще совсем немного времени, и хвост в последний раз дернулся из стороны в сторону и стал опускаться в пасть пламени. А через мгновение алые языки взметнулись ввысь, пожирая белоснежные крылья. Одно дыхание, и все было кончено.
Лучше бы ты ничего такого не видел. Лучше бы ты ничего такого не слышал.
Далее следуют Слепой и его собака.
___
* Не знаем, почему автор написал «голодный» вместо «холодный», возможно это была опечатка, но мы решили сохранить оригинальную версию. — прим. издателя.
** Здесь цитируется Иоанн, игумен Синайской горы («Лествица», 22.45).
Старый склеп находился в центре кладбища, вокруг него, поросшего мхом, разросся кустарник, а несколько высоких сосен смыкались над ним своими куполами, так что даже в солнечный день здесь царил полумрак. И было тихо, тихо.
Окно
— Так значит, есть другой мир?
— Возможно. Это зависит от того, как сильно ты хочешь в него попасть.
— И как же там с параллелями?
— Никак. Туда не проникает ни солнце, ни ветер, ни дождь, ни пыль. Там нет теней. Там нет дорог.
Марианна поднялась по деревянной лестнице и постучала. За дверью никто не ответил. Она вошла. В комнате горела настольная лампа. Ромбульд сидел за столом. Голову уложив на руки, он спал. Читать далее «Тебе есть что сказать»
Наверное, однажды, в далеком детстве он осознал свою бездарность.
