Двор на Пушкина, 130. Мама Лены. Фото: Татьяна Удодова.
Когда захожу в чужой подъезд или двор с фотокамерой, всегда жду, что меня начнут выгонять) Но бобруйчане удивительно приветливые и отзывчивые люди. Они кроме историй еще и кучу добра тебе наговорят.
Во дворе на Пушкина, 130 меня встретили кот и 94-х летняя бабушка в леопардовом берете. Кот сидел около «магазина» на фоне ковра. Бабуля — на своём балкончике.
Двор на Пушкина, 130. Лена и белье. Фото: Татьяна Удодова.
Это Лена и белье. Бабуля в леопардовом — ее мама. Лена рассказала, что дому 200 лет (здесь она, конечно, немного, преувеличивает — прим авт.) и что очень давно здесь жили врачи. Они белили снаружи свой дом, чтобы все знали, что в доме живут медики.
Внутри дома была очень красивая лепнина. Лепнина пережила немцев и Отечественную войну, а вот советскую власть 1974 года не смогла. Мы с Леной искали в сарайчике остатки той самой, но не нашли.
История сарайчиков тоже интересная. Видимая их часть — это современная надстройка. Ранее это был дом для прислуги и конюхов. Если зайти внутрь, то можно увидеть старую кладку. Внук Лены решил пометить ее клеймом USA.
Нажмите на фото для перехода к полному содержанию рассказа
Старый склеп
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда произошла эта удивительная история.
Я пошел на кладбище — один — и залез в полуразрушенный склеп. Почему-то я верил, что совершу тем самым некий подвиг, важный для укрепления моего духа, чтобы потом уже совершенно бесстрашно дать сдачи одному врагу, живущему в соседнем дворе. Старый склеп находился в центре кладбища, вокруг него, поросшего мхом, разросся кустарник, а несколько высоких сосен смыкались над ним своими куполами, так что даже в солнечный день здесь царил полумрак. И было тихо, тихо.
Глубоко вдохнув, я полез под кустом к зияющей черной дыре входа и перевел дыхание только когда оказался внутри запущенной гробницы.
Ну вот я и внутри…
— Ты хочешь спросить, что я тут делаю? Прячусь. Ты не бойся. Раз уж залез…
Я замер, ни жив, не мертв. Внутри было совершенно темно; я боялся пошевельнуться и наверняка в моих глазах застыл ужас, пока охрипший голос продолжал:
— Да не бойся ты, от злых людей прячусь. А ты хороший мальчик. Иди сюда... Подойди ко мне. Помоги выпутаться…
И вот мои глаза различили некие проблески, похожие на светящиеся нити паутины. Там, в углу, наверное, в двух-трех метрах от меня колыхалась очень странная, большая паутина. Паутина.
— Это не паутина. Это остатки человеческого яйца, — сказал голос.
Смех колокольчика
В тот день я собрал много целебных и ядовитых трав и возвращался через заброшенное поле, держа ориентир на кровавый нимб солнечного заката вдали за черным лесом. Мои глаза наблюдали за игрой последних проблесков света, и ноги, не чувствуя усталости, разрывали паутину сухих и пыльных трав — я шел домой.
Тихий звон колокольчика заставил меня остановиться. Я выгнул лопатки и встряхнул плечами, сбросив рюкзак наземь, и опустился на колени к маленькому мерцающему платью божественного цветка. Колокольчик замер, и даже, мне показалось, сначала в испуге отпрянул назад от меня, выгнул свой тонкий стебель, а затем, разглядев меня лучше, или, возможно, просто почувствовав, потянулся ко мне и рассмеялся нежным переливом серебряных звуков.
Я рассмеялся вслед за ним и повалился набок, свернувшись калачиком, а потом глубоко вздохнул, впуская в себя запахи. Я был рад и пыльце, и пылинкам, и миллиону божественных тварей, сколько только может вместить в себя человеческое тельце в первую минуту после рождения.
Потом я перевернулся на спину и стал смотреть на звезды. Ничего нового, как грустно и уныло во вселенной. Я закрыл глаза и постучал во врата своих сновидений. Из-за ворот послышался недовольное бурчание: «Прочь! Прочь! Рано еще! Прочь!» — Ладно. Мне некуда торопиться.
Здравствуйте Татьяна!
Огромное спасибо Вам и Алесю за заметку и фотоальбом двора на Чонгарской, 79. Не могу выразить всех чувств, что я испытал увидев эти фотографии. Конечно грустно видеть, во что превратился дом, в котором я родился и вырос, но я рад, что он существует о его кто-то восстанавливает. Не осталось следа от палисадника и от куста сирени, все заросло травой…
Последний раз я был в этом доме в марте 1990 года… Иногда он мне снится, иногда стоит пустым и мертвым, а иногда там горит свет и передвигаются какие-то тени.
Сегодня я как будто снова прикоснулся к руками к этим стенам!
Дай бог, еще когда-нибудь прикоснусь наяву!
Стареет город, обрастает как дерево годичными кольцами. Уже почти не осталось старых лип, крепостных аллей, но еще местами стоят дубы и столетние бараки с крышечками и палисадниками…
Возле этого дуба стоял деревянный частный дом. Этот дом снесли когда начали строить парковочную площадку после завершения строительства нового корпуса роддома. Получается не так давно. А дуб слава богу оставили, даже забор пришлось обходить вокруг дуба. Теперь я уверен, что стоять ему ещё ну очень долго. Любоваться им будут наши внуки и правнуки…
Еще добавлю, что в этом деревянном доме, который стоял рядом с дубом, до войны жил Герой Советского Союза летчик Борис Ковзан. Он учился в школе вместе с братом моей тещи, которого звали Евгений Александрович Иванов. Вот таких уважаемых людей повидал этот дуб.
Но самое интересное, со слов покойного папы моей двоюродной сестры Маргариты, на месте нового здания роддома, находился сад, а недалеко от дуба был дом, где проживал комендант бобруйской крепости. На месте бараков, где проживала Маргарита со своими родственникам, со стороны ул. Ленина, находились конюшни. К сожалению, так и не успел я подробнее расспросить о всём этом. Но отлично помню и бараки эти, где ребенком был в гостях у моих родственников, и дуб, и дом, который стоял рядом.
Здравствуйте Татьяна!
Огромное спасибо Вам и Алесю за заметку и фотоальбом двора на Чонгарской, 79. Не могу выразить всех чувств, что я испытал увидев эти фотографии. Конечно грустно видеть, во что превратился дом, в котором я родился и вырос, но я рад, что он существует о его кто-то восстанавливает. Не осталось следа от палисадника и от куста сирени, все заросло травой…
Последний раз я был в этом доме в марте 1990 года… Иногда он мне снится, иногда стоит пустым и мертвым, а иногда там горит свет и передвигаются какие-то тени.
Сегодня я как будто снова прикоснулся к руками к этим стенам!
Дай бог, еще когда-нибудь прикоснусь наяву!
Стареет город, обрастает как дерево годичными кольцами. Уже почти не осталось старых лип, крепостных аллей, но еще местами стоят дубы и столетние бараки с крышечками и палисадниками…
Возле этого дуба стоял деревянный частный дом. Этот дом снесли когда начали строить парковочную площадку после завершения строительства нового корпуса роддома. Получается не так давно. А дуб слава богу оставили, даже забор пришлось обходить вокруг дуба. Теперь я уверен, что стоять ему ещё ну очень долго. Любоваться им будут наши внуки и правнуки…
Еще добавлю, что в этом деревянном доме, который стоял рядом с дубом, до войны жил Герой Советского Союза летчик Борис Ковзан. Он учился в школе вместе с братом моей тещи, которого звали Евгений Александрович Иванов. Вот таких уважаемых людей повидал этот дуб.
Но самое интересное, со слов покойного папы моей двоюродной сестры Маргариты, на месте нового здания роддома, находился сад, а недалеко от дуба был дом, где проживал комендант бобруйской крепости. На месте бараков, где проживала Маргарита со своими родственникам, со стороны ул. Ленина, находились конюшни. К сожалению, так и не успел я подробнее расспросить о всём этом. Но отлично помню и бараки эти, где ребенком был в гостях у моих родственников, и дуб, и дом, который стоял рядом.