Авторский раздел
Татьяны Удодовой
Садовник из желтого дома
Адрес двора: Социалистическая, 85
Николай Трофимович живет в доме с 1963 года. Басней про прошлое не рассказывал. Только про свой цветник. Про лилии, бархатцы, розы. Раньше у него еще рос виноград, но потом надоели поедатели ягод. Все для своего сада соорудил своими голыми руками. Ждет соседей, которые станут его цветочными единомышленниками. Приглашал приехать еще через три недели :)
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Из серии «Бобруйские дворики»
Двор на Социалистической, 85. Фото: Татьяна Удодова
Серия фото Татьяны Удодовой по мотивам психоделических текстов Алеся Красавина
Нажмите на фото для перехода к полному содержанию рассказа
Окно
Луна сидела на подоконнике, скрестив ноги по-турецки, прижимаясь спиной к косяку оконной рамы. Ответ прозвучал тихо и торжественно, взгляд был холодным и серьезным. Только она знала: стоит сомкнуть ей веки, и тонкая кожа сразу ощутит свет улыбки.
— У меня болят глаза, когда ты улыбаешься и смотришь на меня во сне, — сказала она.
— Я люблю твой голос. Когда ты говоришь, а глаза твои закрыты, твой голос становится важным, имеющим значение, и даже дыхание твое сообщает мне последнюю истину. Поэтому я улыбаюсь.
— Я тоже улыбаюсь. От твоих слов. Ты видишь.
— Да.
Она закрыла глаза.
— Скажи мне, почему мир не таков, каким кажется?
— Какой мир?
— Мой мир.
— Видимо, твой мир ошибка. В твоем мире параллели сходятся и начинают пожирать друг друга; развилины дорог исчезают в черных туннелях, а потом выныривают на свет на другом конце земли, там, где их не ждали. Окружности и спирали уродуют лица людей.
— Так значит, есть другой мир?
— Возможно. Это зависит от того, как сильно ты хочешь в него попасть.
— И как же там с параллелями?
— Никак. Туда не проникает ни солнце, ни ветер, ни дождь, ни пыль. Там нет теней. Там нет дорог.
— У меня болят глаза, когда ты улыбаешься и смотришь на меня во сне, — сказала она.
— Я люблю твой голос. Когда ты говоришь, а глаза твои закрыты, твой голос становится важным, имеющим значение, и даже дыхание твое сообщает мне последнюю истину. Поэтому я улыбаюсь.
— Я тоже улыбаюсь. От твоих слов. Ты видишь.
— Да.
Она закрыла глаза.
— Скажи мне, почему мир не таков, каким кажется?
— Какой мир?
— Мой мир.
— Видимо, твой мир ошибка. В твоем мире параллели сходятся и начинают пожирать друг друга; развилины дорог исчезают в черных туннелях, а потом выныривают на свет на другом конце земли, там, где их не ждали. Окружности и спирали уродуют лица людей.
— Так значит, есть другой мир?
— Возможно. Это зависит от того, как сильно ты хочешь в него попасть.
— И как же там с параллелями?
— Никак. Туда не проникает ни солнце, ни ветер, ни дождь, ни пыль. Там нет теней. Там нет дорог.
Пять минут
Тиканье страха. Это похоже на часы, которые висят на стене там, за дверью.
В комнате прохладно и тихо, слышен каждый шорох.
Лето. Деревня. Крестьянский дом. Небольшая веранда и две комнаты, в каждой печь. Меня привезли и оставили здесь, с бабушкой. Мне 5 лет.
Летом печь топиться только в передней комнате, она же кухня, столовая, гостиная. Еще там часы на стене, а в красном углу икона Пресвятой Богородицы.
Впрочем, я еще не знаю, что углы бывают красные и черные, что в доме бывают мужская и женская половины.
Я еще много чего не знаю, и не могу, а потому не хочу знать.
Зато бабушка только что заходила в эту комнату: она искала меня. Она искала меня за дверью, на печи, под столом и двумя кроватями, но так и не нашла, и вышла из комнаты.
Вышла из дома и стала меня звать. Но вот уже ее голос исчезает где-то вдали, и только откуда-то из глубины, из-под земли, из-под дома некто продолжает стучаться в меня, прямо в сердце.
В комнате прохладно и тихо, слышен каждый шорох.
Лето. Деревня. Крестьянский дом. Небольшая веранда и две комнаты, в каждой печь. Меня привезли и оставили здесь, с бабушкой. Мне 5 лет.
Летом печь топиться только в передней комнате, она же кухня, столовая, гостиная. Еще там часы на стене, а в красном углу икона Пресвятой Богородицы.
Впрочем, я еще не знаю, что углы бывают красные и черные, что в доме бывают мужская и женская половины.
Я еще много чего не знаю, и не могу, а потому не хочу знать.
Зато бабушка только что заходила в эту комнату: она искала меня. Она искала меня за дверью, на печи, под столом и двумя кроватями, но так и не нашла, и вышла из комнаты.
Вышла из дома и стала меня звать. Но вот уже ее голос исчезает где-то вдали, и только откуда-то из глубины, из-под земли, из-под дома некто продолжает стучаться в меня, прямо в сердце.
→ Бобруйские дворики
→ Все фотоальбомы → Inside → Мир иной
→ Весь Бобруйск → Блог автора
Здравствуйте Татьяна!
Огромное спасибо Вам и Алесю за заметку и фотоальбом двора на Чонгарской, 79. Не могу выразить всех чувств, что я испытал увидев эти фотографии. Конечно грустно видеть, во что превратился дом, в котором я родился и вырос, но я рад, что он существует о его кто-то восстанавливает. Не осталось следа от палисадника и от куста сирени, все заросло травой…
Последний раз я был в этом доме в марте 1990 года… Иногда он мне снится, иногда стоит пустым и мертвым, а иногда там горит свет и передвигаются какие-то тени.
Сегодня я как будто снова прикоснулся к руками к этим стенам!
Дай бог, еще когда-нибудь прикоснусь наяву!
Стареет город, обрастает как дерево годичными кольцами. Уже почти не осталось старых лип, крепостных аллей, но еще местами стоят дубы и столетние бараки с крышечками и палисадниками…
Возле этого дуба стоял деревянный частный дом. Этот дом снесли когда начали строить парковочную площадку после завершения строительства нового корпуса роддома. Получается не так давно. А дуб слава богу оставили, даже забор пришлось обходить вокруг дуба. Теперь я уверен, что стоять ему ещё ну очень долго. Любоваться им будут наши внуки и правнуки…
Еще добавлю, что в этом деревянном доме, который стоял рядом с дубом, до войны жил Герой Советского Союза летчик Борис Ковзан. Он учился в школе вместе с братом моей тещи, которого звали Евгений Александрович Иванов. Вот таких уважаемых людей повидал этот дуб.
Но самое интересное, со слов покойного папы моей двоюродной сестры Маргариты, на месте нового здания роддома, находился сад, а недалеко от дуба был дом, где проживал комендант бобруйской крепости. На месте бараков, где проживала Маргарита со своими родственникам, со стороны ул. Ленина, находились конюшни. К сожалению, так и не успел я подробнее расспросить о всём этом. Но отлично помню и бараки эти, где ребенком был в гостях у моих родственников, и дуб, и дом, который стоял рядом.