Василь Быков. Долгая дорога домой. Предисловие

Прежде всего, хочу предупредить читателя, что эта книга — произведение очень личное, субъективное, одностороннее, какими, впрочем, почти всегда являются мемуары. В этом их сила, но одновременно и слабость, повод для претензий и несогласия с автором. В свое оправдание могу лишь сказать, что ни в коем случае не намеревался кого-то оскорбить, что-то исказить или представить в неадекватном свете. Читать далее «Василь Быков. Долгая дорога домой. Предисловие»

Василь Быков. Долгая дорога домой

Перед вами книга «Долгая дорога домой» — воспоминания Василя Быкова о пережитом почти за 80 лет его богатой событиями жизни. Писатель рассказывает о наиболее ярких страницах своей биографии, дает оценку общественно-политическим и культурным процессам, которые происходили на его глазах.

Василь Быков.

Переводчик книги на русский язык Валентин Тарас пишет:

«Долгая дорога домой» написана смертельно больным человеком, который знал, или догадывался, о своей болезни и у него, очевидно, не было времени не то, что на отделку текста, но даже на перечитывание написанного… Кроме того, при написании книги у автора не было под рукой его архивов, записных книжек и дневников, по которым он мог бы сверить даты, имена, названия, уточнить последовательность тех или иных событий, — ведь книга писалась не дома, а за рубежом, куда писатель вынужден был на долгое время уехать, чтобы избавиться от атмосферы ненависти и лжи, которую создала вокруг него казенная официозная пресса, радио и телевидение. Читать далее «Василь Быков. Долгая дорога домой»

Вначале был рай

На деревьях, убранных серебром сновидений, плакали яблоки. Яблоки плакали. О том, что рай был вначале. И листва утешала их, нежно.

Тихо, боясь нарушить царственную гармонию девственного леса, я шел по тропе, и она привела меня к входу в пещеру. По древним неровным ступеням лежал мой путь во вторые врата, и этот отрезок прошел я молча, не обращая своего взора на скользкие стены, которые дышали тяжелой мудростью.

Я оказался в подземном храме, залитом голубой водою, от ступеней, заканчивающихся за моей спиной и до другого конца этого зала, над водой, был натянут на канатах мост, по нему осторожно перешел я к третьим вратам. Это были врата, сделанные из мореного дуба, с коваными петлями и висящим кольцом, которое я поднял и повернул вправо. Скрипя ненавистью, дверь отворилась, и я вышел из пещеры — на берег озера. Читать далее «Вначале был рай»

ангелы

Последний дождь

Все, что есть у меня — любовь.
Мне дано было полюбить стаи пушистых облаков и синеву безоблачного неба; прозрачность и быстроту прохладной воды ручья и солнечные блики на поверхности лужи; воздух, с шумом врывающийся в распахивающиеся лёгкие во время быстрого бега; гладь скользкого молодого льда.

За тридцать две зимы и тридцать два лета я научился любить прикосновения к старому камню, заросшему зеленым мхом, тепло коры яблони в детском саду, расположенном по соседству с моим домом, простоту бабочки, порхающей под балконом и сложность шумного праздника в городском парке.
Научился любить прошлое, научился любить грядущее.
Научился любить перемены.

Я ставлю точку с уверенностью, что последует продолжение.
Я не боюсь умереть через минуту и даже раньше, поэтому ставлю точки как можно чаще, обрубая хвосты бессмыслию.

Все, что есть у меня — любовь.
И поэтому мне больно видеть в глазах другого: «Ненавижу тебя»!
Можно раскалить мозг до отчаяния, силясь понять: «Почему?». Ответа нет, видно время еще не пришло для ответа…

Кошки пьют молоко, сколько хотят, а птицы летят туда, где тепло. Только человек, который научился любить отблески солнца в глазах людей, спешащих на встречу, способен отомстить им всем… но если бы просто отомстить! Ненависть к тем, кто любит, вызывает мучения и страдания. Проще ненавидеть стаи пушистых облаков и синеву безоблачного неба, но любовь ненавидеть — то же, что резать собственные вены. Поэтому мне больно…

Тигр перегрызает горло как молния; но человек убивает не сразу. Выбрав из всех жертв самую чистую; выбрав из всех рук, которые держали его, самые теплые, он убивает медленно.
Возможно, любовь — это только случайность. Если мое богатство случайно, тогда и ненависть в глазах близкого — тоже.

Когда я шел по аллее любви, навстречу мне шли странники с сединами на висках, и они говорили: «Научиться любить — значит научиться ненавидеть». Но я шел дальше и спрашивал себя: неужели бескрайнее звездное небо над головою — это колыбель кошмара?

Поверив, что от любви до ненависти один шаг, я останавливаюсь над пропастью.
Когда любовь перемешена с болью, убить себя — первое, что приходит на ум. Но два одиноких ангела, белый и черный, мечутся над расщелиной, не пуская друг друга, отчаянно кричат чайки под грозовым облаком.

Я хочу услышать разговор последнего летнего ночного дождя с камнем, хочу, чтобы черная вода прошептала мне на ушко ответ, который я тщетно искал под солнечным небом и в голубом свете ночника.
Зачем любовь?
Почему ненависть?..
Ведь все что есть у меня — любовь.

К обрыву подходит девушка. Но ей не до меня. С опухшими красными глазами, она смыкает свои длинные ресницы и соскальзывает во тьму, оставляя на краю провалившуюся острым каблучком в трещинку белую туфельку. Кого она любила? Потом появляется мужчина с зонтиком. Просит у меня последнюю сигарету. Закуривает, делает несколько судорожных затяжек дымом, потом стреляет окурком в пропасть и вслед за окурком, не оставляя своего зонтика, делает шаг в неизвестное. Кто его разлюбил?

Когда начнется дождь… Что-то изменится, по закону природы, но не только… Просто я однажды представил, что каждая капля несет на землю свое особое, природное покаяние. А еще — дождь шепчет ответы, особенно тому, кто стоит на краю…
Я знаю, каким он будет — последний дождь. Все, что есть у меня и чего у меня нет — будет в каждой капле этого дождя.

Аркадий Духин. Выбираю — жизнь…

Аркадий Духин, певец, музыкант, автор песен, может служить показателем успеха в искусстве. Его имя стоит в одном ряду с такими знаменитостями, как Шломо Арци и Арик Айнштейн. Только он — «русский». Хотя мало кто из его израильских почитателей помнит об этом

Мне сказали, что Духин толстый, простой и без изысков. А он похудел на 27 килограммов. И собирается сбросить еще 20. Что еще добавить к его портрету? В двух мочках по серьге, и еще одна маленькая — в носу. Цветная рубаха под бежевым пиджаком. Колорит вроде израильский. Российское происхождение выдает только взгляд — совсем неместный. Читать далее «Аркадий Духин. Выбираю — жизнь…»

арсений тарковский

И это снилось мне, и это снится мне,

И это мне еще когда-нибудь приснится,

И повторится все, и все довоплотится,

И вам приснится все, что видел я во сне.

 

Там, в стороне от нас, от мира в стороне

Волна идет вослед волне о берег биться,

А на волне звезда, и человек, и птица,

И явь, и сны, и смерть – волна вослед волне.

 

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,

Жизнь – чудо из чудес, и на колени чуду

Один, как сирота, я сам себя кладу,

Один, среди зеркал – в ограде отражений

Морей и городов, лучащихся в чаду.

И мать в слезах берет ребенка на колени.

Живота не щадящие

Сильно.
С уважением,
Тридцать Шесть   2004/09/10 06:28   

Присоединяюсь…
Антон Камский   2004/09/24 13:02
 

Очень реально…
Ева Лемге   2005/08/24 15:52   

Живота 
не щадящие

Алесь Красавин

Трое вошли в подъезд (один из них знал код двери); поднялись на площадку последнего этажа, где, в полутьме, было тепло и спокойно. Расположились на полу, и на свет Божий извлекся полупрозрачный пакет — он, шелестя нежно, развернулся, пристроенный между ног младшего, из него показались шприцы. И было молчание, и такое молчание троих ребят значило, что готовятся они к самому важному. И в этом всеобщем молчании вдруг раздался человеческий кашель. А потом из угла, противоположного тому, где сидели подростки, поползли шорохи.
Сначала встал Юрик и, подойдя, сказал через пару секунд спокойным голосом остальным:
— Бомж, сука, дрыхнет.
— Пусть сука, — раздался ответ Димона.
Юрик вернулся и уселся на прежнее место.
Но тут встал Малой — кличку такую парень получил в своем дворе лет с двенадцати, а всё оттого, что роста в нем было полтора метра. Малой подошел к бомжу, и долго стоял над ним, напряжено застыв.
— Ты чего? — спросил Димон через пару минут.
— Ничего — ответил Малой, не меняя позы.
— Статуй еб…ный, сюда иди! — это был голос Юрика.
— Здравствуй, Витенька, проходи, моя ягодка, я сейчас! — такими ласковыми словами встречала Малого бабушка — даже сейчас, когда Ягодка уже закончил школу и думал, что делать дальше. Бабушка, бабушка. Она одна его понимала и всегда была своему внуку рада. С бабушкой было всегда тепло, спокойно, и хотелось стать таким маленьким-маленьким, лечь с ней в кроватку, прижаться, и слушать ее истории. Зачем же только сказки? Бабушка рассказывала о дедушке, и о том, как жили раньше люди в деревне, из которой была она родом, и о танцах в соседней деревне. На танцах тех и познакомилась бабушка с дедушкой. У них родился сын, «Твой папа», всегда добавляла она. И про папу тоже рассказывала бабушка.

— Однажды, Витенька, твой папа, а было ему пять лет всего, принес в хату кошку пузатую, да она еще была и вшивая. Шерсть у неё свалялась клочьями, она прижималася к Мишаньке, пытаясь согреться, и совсем по-человечески кашляла.
Да, «совсем по-человечески кашляла» — именно так и рассказывала бабушка.
Учуяв чей-то интерес, а может, испытав на своем лице внимательный, сильный взгляд, бомж открыл глаза.
— Кошка жалобно так смотрела в глаза, просясь в тепло. А у нас жили две кошки. «Мишанька, куда же ты принес еще одну кошку, где же у нас в хате место для третьей будет?» — говорю ему. А он мне и отвечает: «Мамочка, у нее же детки будут. Они кушать попросят!». Вот такой был добрый ласковый мальчик твой папа, Витенька, — заключала бабушка.

Когда мама развелась с папой, Витя перестал общаться с отцом.
Отчима своего он тоже ненавидел.
Одна бабушка его понимала — не мама, а папина мама. Как странно.
— Малой, иди уколись, — позвал Димон.
— Подожди… — ответил Малой — …На, сука! — и ботинок Малого врезался в челюсть лежащего человека — …Получи, скот! — и вторая нога нанесла по лицу бомжа дополнительный удар, со всей силой, так что раздался хруст кости. Бомж пронзительно взвизгнул и захрипел, стал поднимать свою грязную руку-граблю, а ноги стал поджимать к себе.

Это было за месяц до того, как мама выгнала папу. Витенька тоже принес домой котенка. Он нашел его на остановке, маленькая мордочка так жалобна маукала и тянулась к нему, словно котенок узнал в Витеньке того самого мальчика, которому бабушка рассказывала про пузатую кошку и ее будущих детей-котят. Витя вместе с папой стал подкармливать котенка и лечить. И надо сказать, Витя в жизни за свои двенадцать лет не встречал такой признательности за добро. Ночью котенок лежал вместе с Витей в кровати, тихо мурлыча, положив свою голову рядом с ухом мальчика. Время от времени он трогал мочку уха своим мокрым носиком, часто-часто дыша туда, и то и дело принимался лизать. Витя лежал, замерев, с закрытыми глазами и боялся их открыть, чтобы Бог не увидел слез — хотя в комнате и было темно, Витя был уверен, и чувствовал даже, что на него кто-то смотрит сверху, а он стеснялся слез, ведь мальчики не плачут. Про Бога ему тоже рассказывала бабушка.

Когда на следующий день Витя пришел из школы, дома была мама. Она приехала из командировки.
— Здравствуй, Витя, — сказала она и поцеловала сына в лоб, а потом добавила:
— Скажи папе, что если он еще раз домой притащит в дом кота, а его выставлю за дверь вместе с ним!
Витя побежал в спальню. Закричал оттуда:
— Мама, где он?
— А ну перестать! Говорю сразу, прекратить этот зверинец у меня в доме!
— На, получи, гандон! — и третий беспощадный удар ногой бомж принял в живот.
— Э, бля, харэ мочить! — раздался голос Юрика.
Малой, наконец, отошел от тела.
— Пойдем отсюда, — сказал он.
— Тебе чо, бомж мешает? — спросил Димон.
— Пойдем, — уже с просьбой в голосе и какой-то жалостью повторил Малой. — Пойдем, а то я его убью…
Димон встал. Юрик тоже поднялся, нехотя. Стали спускаться. И у самой двери вдруг спросили, почти одновременно:
— А кто это был?.. Ты знаешь его?..
— Отец, — тихо ответил он.

Алые паруса Александра Грина

23 августа исполняется 125 лет со дня рождения А.С.Грина (литературный псевдоним Александра Степановича Гриневского). Было время, когда его проза была почти не востребована или вовсе ошельмована, были годы, когда имя Грина гремело по всей стране и даже отзывалось своего рода оппозиционностью. Государство зарабатывало на Грине несметные деньги, юные комсомольцы объединялись в клубы «Алые паруса» и пели песни про Лисс и Зурбаган; в Старом Крыму жила вдова писателя Нина Николаевна, к которой приходили каждое лето тысячи поклонников Грина от пионеров до архиереев, а ей не на что было отремонтировать крышу. Ныне страсти вокруг Грина поутихли, «Алые паруса» вышли из моды, Крым больше не наша земля, и только остатки армии энтузиастов играют по Интернету в Гринландию, видя в Грине русского Толкиена и создателя отечественного «фэнтези». Есть в этом забвении глубокая несправедливость, рифмующаяся, впрочем, с судьбой самого Александра Грина.

«Я к ним равнодушен», – сказал он о большевиках перед смертью исповедовавшему его священнику, и в этой гениальной фомулировке с ним не может сравниться никто. Большевиков любили, проклинали, воспевали, ненавидели, льстили, презирали. Но равнодушен к ним был он один, и по иронии судьбы именно он стал символом последнего советского романтизма.

История детства. Часть 4

Эволюция детства
(из книги Ллойда Демоза «Психоистория»)
 

“До девятнадцатого века большинство родителей, которые могли позволить себе оплачивать услуги кормилицы, отдавали ей детей немедленно после родов… Даже матери из бедных слоев, которые не могли платить кормилице, часто отказывались кормить ребенка грудью…”

часть 4

История детства. Часть 3

Эволюция детства
(из книги Ллойда Демоза «Психоистория»)

“В паре книг, богатых клинической документацией, психоаналитик Джозеф Рейнгольд исследует желание матерью смерти своего ребенка и обнаруживает, это явление распространено гораздо шире, чем мы думаем. Больничный персонал хорошо осведомлен о распространенности детоубийственных желаний и часто некоторое время не допускает контакта матери с ребенком…”

часть 3