Живописный мир

Свой первый учебный год я начала шестнадцатого сентября в шестнадцатой Бобруйской школе. В нормальном случае он должен был начаться первого сентября, но в моей жизни почему-то не было этих » нормальных» случаев. Едва мне стукнуло девятнадцать, как меня по распределению направили преподавать рисование в одну деревушку под Чернобылем. Скорей всего это была бы моя «ссылка» за то, что я никогда не вступала в комсомол и всё такое, но сейчас не об этом. Ехать мне туда вовсе не хотелось, и я решила добиться своего и начать учебный год в родном Бобруйске.

Началось «добивание». Сначала я поехала в Могилев и долгим штурмом взяла кабинет народного образования. Там уже в течении нескольких минут убедила чиновников в том, что такие ценные кадры нельзя выпускать из Белоруссии. Получила я нужную бумажку в один прогрессивный колхоз. Через несколько дней села на автобус и поехала в Лапичи на приём к председателю. Меня встретил огромный чернобородый мужчина с открытым взглядом. Он мне расписал перспективы моей колхозной жизни, успокоил, что помимо рисования я могу проводить занятия по истории искусств в десятом классе, а на прощание сказал:» У меня взрослый сын. Хороший парень. Короче, мы тебя берём.»

Но я не хотела, чтобы меня брали. Я хотела в Бобруйск. Мои знакомые знали об этом и стали мне помогать в моих поисках работы. Вскоре я получила целых три предложения. Сначала меня позвали преподавать рисунок в художественно-промышленном училище, но быстро подсчитав, что мои ученики могут оказаться старше меня, я решила посмотреть другие места. В школу-интернат мне так и не удалось попасть, так как меня позвали на интервью к директору в ту самую шестнадцатую школу.

Одела я своё единственное платье (кстати, очень даже красивое), заплела косу и пошла на встречу своей мечте. Разговор, во время которого я развела полную утопию (все бы в школе так и развивались, так и рисовали бы) произвёл на моего первого начальника неизгладимое впечатление. Он даже своей секретарше сказал:» Какое воспитание!» А я про себя подумала, что бобруйские улицы в этом плане очень даже… Напоследок директор спросил: «Надеюсь, замуж ты не собираешься?» И добавил: «Я сам тебе подберу!» Здесь мне пришлось соврать, что и в мыслях у меня нет таких глупостей. В мыслях может и не было, а вот документы на брак с иностранцем оформлялись.

Ну, а директор, как волшебник сам ходил, звонил куда надо, оберегая меня от общения с подобными инстанциями. К шестнадцатому сентября мои документы были готовы, и я начала работу в огромной школе. Здесь, конечно, тоже можно было бы рассказать о том, как я работала практически за двоих с утра до позднего вечера или, как я пробовала пристроить свою приятельницу, но директор посчитал её помаду вульгарной, а воспитание недостаточным.

В марте я попросила отпуск на один субботний день, на свадьбу. Это было ударом для директора, но он мужественно подарил мне графин со стаканчиками и со вздохами о том, что увозят народное достояние. Вскоре я переехала в Венгрию, а он — взял и сам увёзся в Америку.