Эта леди твердит:
Злато всё, что блестит,
И купить можно лестницу в небо.
Хоть и лавки пусты,
Кто с судьбою на “ты”,
Все получит себе на потребу.
Знак висит, где стена,
Но не верит она –
Ведь бывает у слов по два смысла.
Возле речки в кустах
Запоет певчий птах.
Как тревожны порой наши мысли.
…Она пишет стихи и рисует картины. Любит общаться с друзьями в инете, только предупреждает: “Я немного непохожа на вас…”. Живет в Сибири… Впрочем, не важно…
Вольное объединение литераторов города Бобруйска
Присоединяйтесь!
Как повторить его суметь:
Не подогнать — скорей!
…Он приходил почти как смерть
За матушкой моей….
(пер. Д. Даниловой)
Он прекрасно одет, правда, слегка вычурно, а волосы выкрашены в зеленый цвет – неслыханная дерзость для Франции середины XIX века.
Вскоре он встанет и пойдет, как обычно, на прогулку по Елисейским полям. Взяв трость и набросив широкий черный камзол, Шарль Бодлер будет идти, гордо вскинув голову, переступая через лужи, более всего боясь запятнать изысканное свое одеяние.
Автора нашумевших “Цветов зла” узнают на улице, но он выказывает показное пренебрежение к докучливым поклонникам.
Бодлер будет сидеть в городском кафе, будет читать со сцены стихи.
Во время революции 1848 года он, возбужденный и восторженный, будет призывать к свержению власти.
Его возлюбленными станут многие парижанки…
Но, по существу, он никогда не выйдет из своей комнаты, где есть это зеркало, никогда не отведет взора от своего лица.
А. Бабаджанян, Р. Рождественский, поет М. Магомаев… Никого уже из них нет. А слова есть, и музыка рвется вверх, и молитва…
Между мною и тобою — гул небытия,
звездные моря,
тайные моря.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Если хочешь, если можешь — вспомни обо мне,
вспомни обо мне,
вспомни обо мне.
Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,
долгая любовь моя.
Мяч – как в Галактике
или
как минимум
в шаре земном
Мудрость веков обветшалая
в томе истертом
Что человек?
– пылинка
в луче световом
Или
вместилище
бесконечных
просторов
Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.
И чудаки – еще такие есть –
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья…
Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что “я люблю”,-
То же, что дышу, или живу!
И вдоволь будет странствий и скитаний,
Страна Любви – великая страна!
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она.
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна…
Но вспять безумцев не поворотить,
Они уже согласны заплатить.
Любой ценой – и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули…
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
Но многих захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько не зови…
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибшим от невиданной любви…
Их голосам дано сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах.
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья…
Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу – и значит, я люблю!
Я люблю – и, значит, я живу!
1975
Эта баллада была написана к кинофильму “Стрелы Робин Гуда”, но не вошла в первоначальный вариант фильма. Зато прозвучала в фильме «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго». В поздней переозвучке песню вернули; таким образом, на сегодня в обоих фильмах, как в «Балладе о доблестном рыцаре Айвенго», так и «Стрелах Робин Гуда», звучат одна и та же Баллада о любви…
