«Вопрос: Если окажется, что чей-либо авва заражен ересью, то должен ли брат оставить его?
Ответ: Когда действительно окажется, что он заражен ересью, то должно оставить его. Если же его только подозревают в том,— не должно оставлять его и даже узнавать о нем. Ибо тайное известно Богу, а людям — явное» .
Из книги игумена Сергия (Рыбко) « Спасительна ли вера в ложь?»
— Отец Д. приводит из «Лествицы» слова аввы Иоанна Савваита о том, что послушник не должен оставлять старца, даже если увидит его творящим блуд (Сл. 4, гл. 112). Но ко всем ли случаям это относится, и нужно ли это понимать буквально?
— Если прочитать указанную главу полностью, выясняются обстоятельства при которых была дана эта заповедь. К прп. Иоанну Савваиту пришли три юных инока, и всем им он указал разные виды жительства. Первому посоветовал подвизаться в безмолвном месте в повиновении у духовного отца, второму — поступить в общежитие, а третьему — избрать себе наставника, «из всех людей суровейшего и строжайшего, и, укрепившись терпением, ежедневно пить от него поругание и уничижение, как мед и молоко». Именно этому брату на вопрос «если он (этот наставник) пребывает в нерадении, что мне делать?» — старец ответил: «Если бы ты даже увидел, что он блуд творит, не оставляй его». Из контекста видно, что наставление было дано конкретному лицу, нуждавшемуся в крайне суровом наставнике. Мы уже приводили заповедь прп. Пимена Великого немедленно отлучаться от старца, нарушающего нравственное предание Церкви — конечно, если это объективный факт, а не брань смущающих помыслов или бесовских мечтаний. Не думаю, что сам о. Д., или кто-либо из читателей смог бы с пользой проводить жительство в послушании у старца, подверженного смертным грехам. Поэтому замечание о. Д., что «в отношении к нравственным прегрешениям и несовершенствам наставника Святые Отцы всегда призывают послушника к применению принципа икономии» (С. 33), в данном случае совершенно неуместно. Говоря о том, что оставление старца возможно лишь при «нравственных прегрешениях исключительного порядка» (С. 32), неужели о. Д. не признает таковым исключительным прегрешением впадение в блуд и серьезно призывает в данном случае применять принцип икономии?
«Старец есть образ (икона) Христа. Эту истину единогласно признавали все писавшие о послушании Святые Отцы. “Наставник не иное что есть, как человек, который носит на себе лице Спасителя, став посредником между Богом и людьми, и священнодействует пред Богом спасение покорных ему” (свт. Василий Великий). “Пребывай весь в его (старца) повелениях и с ним во всем согласуйся, смотря на него, как на Самого Христа, а не как на человека, и всякое от себя отгоняя неверие и сомнение, равно как и всякое свое мудрование и самоохотное хотение, шаг за шагом последуй за учителем своим, как зеркало какое, как свою совесть, имея это нерассуждающее полное ему послушание” (Добротолюбие, том 5). “Истинному послушнику всенеобходимо соблюдать чистую нелестную веру настоятелю (руководителю своему) в такой мере, чтоб смотрел на него, как на Самого Христа, и, как Христу, повиновался ему” (св.Каллист и Игнатий Ксанфопулы). “Действенную стяжавший веру к отцу своему по Богу, видя его, мнит видеть Самого Христа и, бывая с ним, последуя ему, верует несомненно со Христом быть и Ему последовать” (Преподобный Симеон Новый Богослов)» (С. 24–25).
Святые Отцы говорят здесь, что послушник должен взирать на старца, как на Самого Христа, иметь пред ним глубокое благоговение. Однако такой мысли, что старец есть некое «воплощение» Христа, у них не звучит, а о.Доримедонт, кажется, приближается к такому умозаключению:
«Жаль, но необходимо прервать эту чудную хвалебную песнь истинному во Христе послушанию. Увенчаем ее простой и священной формулой нового богослова ХХ века, недавно почившего афонского старца Ефрема Катунакского: “Старец — это видимый Бог”» (Там же).
Отец Ефрем, по мнению о. Доримедонта, является новым богословом. Но вдумаемся: безупречно ли его высказывание о «видимом Боге»? В отце Серафиме (Тяпочкине) я мог видеть образ Христов, но все-таки от Христа моего наставника я отличал. А если кто-то из моих духовных чад будет считать «видимым богом» меня,— вряд ли будут возможны наши дальнейшие духовные отношения! Хотя ко мне, как к священнику, приходят люди со своими вопросами, и за послушание я отвечаю им, как могу, исходя из своего опыта и из прочитанного у Отцов; но отвечаю им потому, что это мой долг. Порой я делаю ошибки, в которых приходится приносить покаяние,— и эти ошибки заметны моим духовным чадам. И я не хотел бы, чтобы меня воспринимали как «видимого бога» для моих пасомых, я вовсе не хочу им быть!
Зачем играть в старцев, в непогрешимых духовников, которые «святы», как Римский папа? Любой пастырь может ошибиться, и тем более — современный, не имеющий той силы духа и благодати, как древние. Пусть и сейчас есть подвижники, и будут всегда, но, по пророчеству Святых Отцов, они покроют себя смирением и не совершат тех знамений и чудес, как древние, однако, может быть, превзойдут их по духовной высоте.
Православие неизменяемо в сути своего учения, в заповедях, в догматах, но формы жизни меняться могут, в том числе и формы жизни аскетической. Настоящее, подлинное послушание бывает именно тогда, когда слушаются с рассуждением, понимая некоторые немощи своего наставника, давая ему право на ошибку. Иначе получается то, о чем с болью пишет святитель Игнатий: «Старцы, которые принимают на себя роль древних святых старцев, не имея их духовных дарований, да ведают, что самое их намерение, самые мысли и понятия их о великом иноческом делании — послушании — суть ложные, что самый их образ мыслей, их разум, их знание суть самообольщение и бесовская прелесть, которая не может не дать соответствующего себе плода в наставляемом ими. Их неправильное и недостаточное настроение только в течение некоторого времени может оставаться незаметным руководимому ими неопытному новоначальному, если этот новоначальный сколько-нибудь умен и занимается святым чтением с прямым намерением спасения. В свое время оно должно непременно раскрыться и послужить поводом к неприятнейшей разлуке, к неприятнейшим отношениям старца с учеником, к душевному расстройству того и другого» .
«Старец есть для послушника икона Христа, и эта икона тоже может быть “написана” более или менее талантливо. Если она “написана” более талантливо, то есть если старец более искусен, то это, вне всяких сомнений, способствует послушнику увидеть через него Первообраз — Христа. Но если эта икона “написана” менее талантливо, то есть если старец менее искусен, имеет человеческие немощи и несовершенства, то это совсем не исключает для послушника возможности увидеть через старца Христа. Если бы первостепенное значение имело духовное преуспеяние старца, то все ученики святых тоже становились бы святыми» (С. 26).
Это просто безответственная демагогия! Может быть, это применимо к святому человеку, но к современному духовнику подобное при всем желании я не смогу отнести. В духоносном старце действительно легче увидеть икону Христову, добродетели и действие Духа, чем в человеке немощном и грешном, но вследствие этого и вера ему будет больше, общение будет более глубоким уже потому, что он объективно более духовен. В немощном пастыре очень трудно увидеть икону Христову. Мы уже говорили, что доверие возникает, если видишь человека, достойного веры. Если же наставник имеет свои немощи, то кем бы он себя ни называл, кем бы его ни назначили или ни выбрали, послушник не доверяет ему и боится, не веря, что это духоносный старец и живой бог. Степень произволения послушника не безгранична: дальше известного предела он не может заставить себя верить и слушаться. Святые Отцы говорят, что насколько человек доверяет старцу, настолько он доверяет и Христу. То есть он настолько преуспевает в вере, насколько преуспевает в послушании. А послушание имеет в своей основе веру тому, кого ты слушаешься. Эта вера послушника, в свою очередь, основана на добродетелях наставника, а его немощи и недостатки разоряют эту веру. Утверждение о. Д., что между почитанием иконы и послушанием старцу «самая прямая аналогия» (С.26), совершенно неправомерно, ведь поклоняясь иконе, чудотворной или нет, мы воздаем честь Первообразу, но не получаем таким образом руководства к своим поступкам и действиям! В лице старца мы тоже можем благоговейно почитать Первообраз, относясь к нему с почтением и уважением. Но если мы руководствуемся в своей жизни его советами,— здесь имеет первостепенное значение, может ли старец возвестить нам волю Божию и в какой мере он «отражает Первообраз».
«Послушание — это догматика монашеского подвига, и по отношению к нему, так же как и к догматике веры, неприемлемы компромиссы» (С.27).
Очень много красивых слов, но что в действительности стоит за ними? Как эта «догматика» применима к евангельским словам: Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? (Деян 4; 19). Если в совершенстве волю Божию творят только небожители, а на земле даже святые сетуют о своих уклонениях от нее, что такое «компромиссы по отношению к послушанию»? Сам о. Доримедонт в своей работе приводит примеры того, когда слушаться нельзя; следовательно, из правила послушания бывают исключения, а значит, оно уже не абсолютно!
«Святые Отцы до святителя Игнатия могли внушать новоначальным осторожность в выборе духовного наставника. Эта благословенная осторожность могла усугубляться в эпохи духовных кризисов и ослабляться во времена духовных подъемов (времена прп. Иоанна Лествичника, по мнению о. Д.—это упадок или подъем?), но никто и никогда не говорил, что послушание невозможно, потому что не стало старцев» (С. 27).
И снова приходится изобличить афонского инока в подтасовке: ведь и святитель Игнатий не говорит этого. Напротив, пишет, что послушание в его эпоху — тот же подвиг, но в несколько иных формах, с учетом отсутствия духоносных наставников. Даже в миру, работая над научным трудом, человек, во-первых, выберет научного руководителя, хорошо разбирающегося в предмете, а во-вторых, зная некоторые его заблуждения и ошибки, постарается их избежать.
«Для восстановления послушничества (а значит, и старчества) не нужно многого. Не нужны рискованные эксперименты по поиску святых (то есть заповеданные всеми Святыми Отцами тщательные поиски достойного руководителя? — о.С.), не нужны положительные изменения окружающего мира. Нужно лишь одно: чтобы кто-то решился на смерть — смерть ради Христа, смерть, подающую умирающему о Господе вечную жизнь и блаженство» (С. 28). Сказано хорошо, красиво. Однако хочется спросить: решился ли на смерть сам автор? Возможно, он считает, что решился, но твердость такого решения может быть проверена лишь делом. Если мы уже решились на смерть ради Христа, то зачем откладывать: почему бы не поехать в Чечню или Стамбул, публично похулить там Магомета и быстро сподобиться мученического венца? Но сколько есть в житиях святых примеров того, когда человека, стремящегося к мученичеству, удерживали его наставники, как неготового, и сколько известно случаев, когда христиане не выдерживали мучений! По мнению же о. Доримедонта, можно взять и «решиться» на этот чрезвычайный подвиг, возможный только по великой благодати Божией.
Вспоминаются строки из писем поносимого афонским иноком Святого Отца: «Ныне некоторые разгоряченные верхогляды, даже из светских, берутся за поддержание монашества, не понимая, что оно — великая Божия тайна. Попытки таких людей лишь смешны и жалки: они обличают их глубокое неведение и судеб Божиих, и дела Божия. Такие умницы и ревнители что ни сделают, все ко вреду. Заметно, что древний змий употребляет их в орудия умножения в монастырях житейской многопопечительности и подьяческого характера, чем решительно уничтожается дух монашества, исполненный святой простоты. Надо покоряться самым попущениям Божиим»; «Не предвижу, по духу времени и вообще по нравственности всего народа, чтоб могло быть восстановление Церкви в древней красоте ее, так же, как и монашества. И то должно будет счесть великою милостию Божией, если не последует вскоре какого-либо тяжкого удара на монастыри» ,— так пророчествовал в XIX в. свт. Игнатий.
«Таким образом, мы подошли к святоотеческому определению меры послушания. По всеобщему признанию Святых Отцов, этой мерой является смерть. Именно в эту неизмеримую меру был послушлив воле Отчей Господь — Прообраз истинного послушания» (С. 28), говорит о.Д.
Это действительно так, но это уже мера святого послушания. Всякий ли достигает ее? Преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придет в свое время: не будем искать в зиме того, что свойственно лету; ни во время сеяния — того, что принадлежит жатве. Ибо есть время сеять труды, и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае, мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно» (Сл. 26, гл. 87). Что же касается новоначальных послушников, особенно тех, кто недавно вступил в Церковь — слава Богу, когда они начинают хоть что-то спрашивать — это уже хорошо — начинают не доверять своему разуму, ставить под сомнение свои понятия и решения! Что же будет, если потребовать с них сразу послушания до смерти? Ведь так можно сломаться, а, скорее, начать мнить, что имеешь то, чего у тебя нет и пока быть не может.