Вопрос касается не научных определений политических свойств, а убеждений чисто душевного свойства.
ЛИСТОВКА
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Товарищи!
Великое дело Октябрьской революции подло предано. Страна затоплена потоками крови и грязи. Миллионы невинных людей брошены в тюрьмы, и никто не может знать, когда придет его очередь…
Разве вы не видите, товарищи, что сталинская клика совершила фашистский переворот. Читать далее «Сталинизм – не фашизм?»
“В периоды безденежья Александр Степанович впадал в тоску, не знал, чем себя занять, и делался раздражительным. Потом брал себя в руки и садился писать. Если тема не находилась, он говорил шутя:
— Надо принять слабительное. Это значило, что надо начитаться вдоволь таких книг, в которых можно было бы найти занимательную фабулу, нравящегося героя, описание местности или просто какую-нибудь мелочь вроде звучного или эксцентричного имени; такие книги давали толчок воображению, вдохновляли и помогали найти героя и тему. Когда зарядка от прочитанных книг была получена, А. С. садился писать.”
(Вл. Сандлер «Четыре года следом за Грином»)
Василь Быков на сайте Бобруйск гуру:
…Мне докладывали, что люди,
годами лежавшие на своих одрах,
немощные,
парализованные,
просили своих детей:
“Деточка, приезжай, отведи меня
голосовать”.
И вот они
больные, с этими палками, клюшками,
шли за меня голосовать.
Как в священном писании:
“Встань и иди”.
“Какая же в этой книжке миссия? Ну, главная, конечно, та, которая тихо скрылась за самой жизнью: что мир полон чудес; что мы все живем бытовыми совпадениями, которые не случайные сближения, а обратная сторона ангельского шитья; что мы тем самым не просто болтаемся, а живем в сюжете; а сюжет этот выколот очень хорошим существом…”
“Мы с отцом Георгием Чистяковым любили говорить, что мы продержались, потому что мы очень малодушны. Мы никогда и не претендовали на то, чтобы нас, скажем, не били в очереди”.
— Довлатов писал, что Бродский игнорировал советскую власть. Вы ее, конечно, не игнорировали, но изумляет, как вам удавалось жить до такой степени вне ее!
— Так Бог же что сделал: с четвертого класса я не училась в школе, поучилась в университете только, и работала один год! Меня выгнали как дочь космополита.
Недавно я читала в одной статье, что постмодернистские игры – от ненависти к истине. Наверное, все-таки не к истине, а к неумолимому всезнанию. Честертон играл не хуже нынешних, а истине был предан.
Наталия Трауберг
Пелагия и Муми-Тролль
Создайте еще более понятный интерфейс и мир создаст еще более тупого юзера.
via username
Говорил великий философ: «Большая печаль безмолвна»…
На самом деле философ этого не говорил.
В тот миг он был одинок и в большой печали.
Он взял перо и сел за стол. О, нет! Вначале он сел за стол, а потом уже, просветленный посетившей его мудрой мыслью, взял перо. Должно было пройти время и наступить мгновение.
Должен был наступить миг прозрения, когда философ осознал, что его мысль глубока, что она пахнет истиной и что он не имеет права оставлять жемчужину мудрости в лабиринтах обманчивой памяти. Лишь когда философ понял это — он взял в руки перо. Он взял бумагу и записал мысль.
Горела свеча. Тихо скрипело перо. Философ же был безмолвен, как сама печаль.
Говорят, первые люди, прочитавшие эту мысль, тоже читали ее молча. Закрыв все двери и окна. Такие были времена.
Поэтому, даже если мы скажем: «Говорили первые люди, читавшие Философа: большая печаль безмолвна» — это будет обман. Не говорили.
Безмолвные строки большой печали. Дабы избежать соблазна объяснить причину ускользающего разума в игре слов и подмене понятий, я вскрыл первоисточники. Я знаю, что предшествовало мысли великого философа.
«Малая печаль говорит о себе. Большая печаль безмолвна» — так записано в книге, изданной после его смерти.
Значит, есть еще малая печаль. Есть еще и такая печаль, которая говорит о себе. Есть, оказывается, две печали. И эти две печали разделены. Читать далее «Печальная легенда»
Есть только два типа людей:
одни катят мир, а другие бегут рядом и кричат: «Боже, куда катится этот мир?!»
“…Еще в начале семидесятых, когда я залечивал в Ессентуках свой перитонит, мой сосед по палате, первый секретарь Бобруйского горкома партии, потом запред Могилевского облисполкома, Иван Семенович Метько с поразившем меня презрением отзывался о Суслове, обвиняя его во многих грехах. Этот упырь от марксизма-ленинизма ходил в картузе и галошах, когда развитые страны стали переходить на постиндустриальную фазу развития, когда интеллект, культура и образование становились непосредственной производительной силой, когда социальные запросы стали определять характер производства, а не наоборот, как считали сусловы. Было дозволено лишь болтать о научно-технической революции в условиях развитого социализма – ну, и поднялась же говорильня! Практически без последствий, поскольку еще недавно кибернетика считалась буржуазной выдумкой.
Думаю, что Суслов знал об истинном отношении к нему не только в среде творческой интеллигенции, но и в партийных кругах…”
Александр Ольшанский.
“Все люди – братья?!” (Исповедь сына XX века)
“…В Церкви (в нашей РПЦ) есть множество людей (чуть ли не большинство неформальных верующих), которые любят Церковь, но не любят Христа. Они влюблены в церковную внешность, порядок, чин, устав, обрядность, «благолепие», иконы, пение и прочие элементы и стороны церковной жизнедеятельности, но Христа они не знают и, конечно, не любят, а следовательно не любят Бога (Ио. Х1У, 21; ХУП, 26). К ним полностью относятся слова «тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим». Конечно, каждый из нас, членов Церкви, находится под действием этого искушения, но многие подпадают ему с чрезмерностью, и, самое страшное, им кажется, что все в порядке, что они находятся на пути спасения. «Ну как же? Ведь Церковь! Что может быть святее и выше! Ведь через Церковь мы познаем Христа».
