Смех колокольчика

В тот день я собрал много целебных и ядовитых трав и возвращался через заброшенное поле, держа ориентир на кровавый нимб солнечного заката вдали за черным лесом. Мои глаза наблюдали за игрой последних проблесков света, и ноги, не чувствуя усталости, разрывали паутину сухих и пыльных трав — я шел домой.

Фото: Татьяна Удодова

Тихий звон колокольчика заставил меня остановиться. Я выгнул лопатки и встряхнул плечами, сбросив рюкзак наземь, и опустился на колени к маленькому мерцающему платью божественного цветка. Колокольчик замер, и даже, мне показалось, сначала в испуге отпрянул назад от меня, выгнул свой тонкий стебель, а затем, разглядев меня лучше, или, возможно, просто почувствовав, потянулся ко мне и рассмеялся нежным переливом серебряных звуков.

Я рассмеялся вслед за ним и повалился набок, свернувшись калачиком, а потом глубоко вздохнул, впуская в себя запахи. Я был рад и пыльце, и пылинкам, и миллиону божественных тварей, сколько только может вместить в себя человеческое тельце в первую минуту после рождения.

Потом я перевернулся на спину и стал смотреть на звезды. Ничего нового, как грустно и уныло во вселенной. Я закрыл глаза и постучал во врата своих сновидений. Из-за ворот послышался недовольное бурчание: «Прочь! Прочь! Рано еще! Прочь!» — Ладно. Мне некуда торопиться.

Земля еще делилась со мной последним теплом, а прохлада ночного воздуха уже нежно ласкала подбородок, когда кончик моего носа резко поморщился, уловив чужой дух. Я открыл глаза и стал думать над смехом колокольчика. Почему он рассмеялся? Затем я почувствовал запах. Сладкий запах мяса. Я повернул голову и увидел силуэт человека, обведенный контуром бледно-желтого света. Человек сидел ко мне спиной в ста шагах, если не менее. Человек раздувал костер.

Я поднялся с земли, схватил левой рукой лямки рюкзака и побрел к огню.

***

— Дай мне сюда рюкзак, — хрипло и едва слышно произнес старик, не глядя на меня.

Я поставил рюкзак у костра. Он выдернул руки из огня и воткнул черные обуглившиеся пальцы с кровавыми трещинами в брезентовую материю сумки. Но прожечь материю с первого раза не удалось. Тогда он вновь сунул руки в огонь, жаря остатки мяса на своих кистях, и снова выдернул и воткнул в мой рюкзак.

Наконец ему удалось проделать несколько дыр, и я почувствовал сложный аромат сквозь резкий запах гари, весьма тонкий букет, отвратительный и волнующий одновременно. Этот аромат будоражил глубоко спрятанные инстинкты, запах был отталкивающий и в то же время притягивал своей тайной. Что это была за тайна, я не знал.

Нет, это была не тайна жертвоприношения, этого дикого самоистязания, явиться свидетелем которого мне пришлось в эту ночь, потому что здесь тайны для меня не было — я знал этого человека, известного в прошлом музыканта, и мне были понятны причины, почему он решил сжечь свои руки.

— Летающий червь! Ты видишь! Еще один! — вдруг завопил старик, тыча обрубками конечностей в голодный* воздух. И тогда я увидел. Я увидел сущность с большими белыми крыльями, столь большими, что накрывали нас обоих и костер. Светлым Ангелом называл я его (когда-то). Но только теперь я видел его целиком, нависающим надо мной, а не прячущимся за левым плечом; и теперь не его крылья нежно ласкали мою шею и спину, а грязное красное брюхо покачивалось прямо перед моими глазами. Это был червь.

«Часто случается, что червь, достигший полного возраста, получает крылья и взлетает на высоту**», — вспомнил я и рассмеялся. Большие белые крылья едва удерживали его над костром.

Червь никак не мог оторваться от притяжения священного огня, хотя крылья его, отчаянно бия о воздух, рвались вверх. Прошло еще совсем немного времени, и хвост в последний раз дернулся из стороны в сторону и стал опускаться в пасть пламени. А через мгновение алые языки взметнулись ввысь, пожирая белоснежные крылья. Одно дыхание, и все было кончено.

Лучше бы ты ничего такого не видел. Лучше бы ты ничего такого не слышал.

Далее следуют Слепой и его собака.

___

* Не знаем, почему автор написал «голодный» вместо «холодный», возможно это была опечатка, но мы решили сохранить оригинальную версию. — прим. издателя.

** Здесь цитируется Иоанн, игумен Синайской горы («Лествица», 22.45).

© Текст: Алесь Красавин, 2009
Проза.ру, свидетельство о публикации №209122000294
© Фото: Татьяна Удодова, 2023

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Скорбные черви

Мир иной


Серия фото Татьяны Удодовой
по мотивам психоделических текстов Алеся Красавина

Больше историй

След вороного коня

Уинстон Черчилль, лично знавший Бориса Савинкова, дал ему место в своих мемуарах с выразительным заголовком «Великие современники», написав, что Савинков сочетал в себе «мудрость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя и стойкость мученика». По версии же отечественных энциклопедий этот террорист — лидер боевой организации партии эсеров — командовал бандами подонков, наймитами, шпионами. А сегодня Савинкова называют еще проще: «Русский террорист №1».

… Он не искал личной выгоды, не просил чего-нибудь для себя. Он хотел возрождения духовности Руси, «которая была утрачена еще во времена Никона и его церковной реформы». Он хотел, чтобы Россия снова стала Святой Русью.

Борис Савинков.

Мой интерес к Борису Савинкову изначально определялся малоизвестным фактом о том, что в период гражданской войны он участвовал в захвате (освобождении от большевиков) моего родного города — Бобруйска. Свидетельства этому мы находим в автобиографической повести Бориса Савинкова «Конь Вороной». Поэтому естественно, увидеть след вороного коня для меня означало увидеть «бобруйский след» вороного коня, узнать больше историю родного края. По мере знакомства с мыслями террориста-писателя мой интерес к Савинкову увеличивался… Личность Савинкова, его достоинство аристократа и его спокойная, звериная жестокость, с которой он убивал соотечественников.., и одновременно — его поэтичность, его способность любить прекрасных барышень, и при этом — некоторая отрешенность, постоянные попытки уйти от «мира сего», его вера — вот это невообразимое совмещение, которое не может не заинтересовать. Быть может, перед нами — формула террора. Философия русского террора. Религия того террора, который сегодня — более чем современен.

Ниже я предлагаю подготовленную публикацию частей книги Бориса Савинкова «Конь вороной» (издание1924 года), посвященных оккупации Бобруйска, но не только.

А.К.

КОНЬ ВОРОНОЙ

(отрывки из книги)

«…и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей».
Апокалипсис. VI, 5.

Егоров — седобородый крестьянин, пскович. Он старовер, не курит, ест из своей посуды и строго соблюдает закон. Когда он поступил добровольцем, я спросил у него:
— За что ты их ненавидишь?
— Кого?
— Коммунистов.
— Бесов-то? А за что их любить? Дом сожгли и сына убили… Даже пес жалеет своих щенят… На кострах жарить их надо. Читать далее «След вороного коня»

Патрику Зюскинду – 60!

Он никогда не появляется на публике и с упорством продолжает игнорировать прессу. Существуют всего четыре его интервью и три фотографии…

И тем не менее. Известно одно:


сегодня, 26 марта
Патрику Зюскинду исполняется 60 лет!

“…без нас на самом деле ничего не получится. Можете спросить кого угодно. Любой музыкант с удовольствием вам подтвердит, что любой оркестр в любой момент может отказаться от дирижера, но не от контрабаса”.

Патрик Зюскинд“Контрабас”
______________________

Закулисный гений

…редкие волосы, вздернутый нос, жалобные глаза, рот немного странного рисунка, будто в тщетном намерении произнести букву “о” – вот и весь Patrick Süskind, которого сам Патрик Зюскинд готов предъявить миру. Один из самых значительных современных авторов в последний раз давал интервью двадцать лет назад, того же времени и последняя фотография, которую разрешил опубликовать немецкий писатель. Он выглядит мальчиком, нервическим и вечным. Рядовой, в общем-то, житейский факт, что “мальчику” уже шестьдесят, как-то плохо укладывается в голове. Лишив читателей возможности наблюдать за своим старением, он вроде бы перехитрил время – выскользнул из него, уготовив себе роль наблюдателя. Любимую для писателя роль.

Отец – журналист и писатель, мать – преподаватель физкультуры. Родился близ Амбаха на юге Германии. Изучал историю в Мюнхене и Провансе. Недоучился. Писать начал еще в студенчестве. Нежелание кого-либо собой обременять рано сделалось девизом его жизни. Уже будучи успешным телесценаристом (сериалы-драмедии “Монако Франце” и “Кир Рояль” приобрели в Германии культовый статус), он охотно прятался в тень соавтора, режиссера Гельмута Дитля.

Папарацци за ним не гоняются, а зря. Этой весной его новейший портрет был бы как раз кстати. На родине Зюскинда называют “писателем-фантомом”, “загадочным господином З.”, “закулисным гением”, и удивляясь этой его маниакальной боязни публичности, и одновременно ее одобряя (вот и в немецкой литературе появился свой Сэлинджер / Пинчон). Если бы Зюскинда не было, то его стоило бы придумать. “Он все-таки есть, – восклицал немецкий критик Марсель Райх-Раницки с восторженностью для него несвойственной, – немецкий писатель, владеющий немецким языком; романист, не обременяющий нас созерцанием собственного пупка”.

В общем-то, о себе Патрик Зюскинд много рассказывал. Все шесть томов прозы и пять томов сценариев написаны главным образом о нем самом. Герои его сочинений, будь то недотепа-музыкант из пьесы “Контрабас” или унылый “Господин Зоммер” из одноименной новеллы, или боязливый Якоб Виндиш из фильма “Россини”. Эти герои (а точнее, антигерои) если не близнецы, то, как минимум, братья. И даже маньяк Гренуй из “Парфюмера” недалеко ушел от этой родственной линии: в семье не без урода.

“Ты не имеешь права бездумно погружаться в текст, ты должен сохранять ясное сознание, критическое и отстраненное отношение к тексту, ты должен возвыситься над ним, делать выписки, конспектировать, анализировать, тренировать память…”, – писал он в эссе “Литературная амнезия”. Если читать Зюскинда залпом, то он выглядит не таким уж загадочным: то мизантроп и едкий наблюдатель, то меланхолик, то плакса, а то и озорник. То хнычет, то гадко смеется, то замирает в сиюминутном восторге – стороны его личности выпячиваются то одним углом, то другим. Примерно также примерял на себя разные личины и Жан-Батист Гренуй – маньяк, придуманный Зюскиндом и вписавший своего мастера в мировую литературу.

Das Parfum (в русских переводах “Парфюмер” и “Аромат”)- история о гении, убивающем красавиц, чтобы сконструировать запах красоты, задумывалась как рассказ, но неожиданно разбухла до небольшого романа. Патрик Зюскинд, всегда необычайно точный в деталях, придумал своему монстру очень подробную среду обитания – с названиям улиц и площадей, с перечислением мелких бытовых деталей и, конечно, с запахами: “Люди воняли потом и нестиранным платьем; из ртов их пахло сгнившими зубьями, из животов – луковым соком, а тела, когда они старели, начинали пахнуть старым сыром и кислым молоком, и болезненными опухолями…”. “Ужасно писать такой роман”, – пожаловался писатель в интервью. Это можно расценить и как извинение: другой такой роман он уже вряд ли создаст.

Известен анекдот о том, как школьником Патрик Зюскинд говорил приятелю, что собирается написать книгу, которая сделает его богатым. Вышедший в 1985 году, Das Parfum по сей день не покидает списков бестселлеров. Он переведен на 45 языков и распродан суммарным тиражом в 15 миллионов экземпляров.

Последний всплеск интереса к Греную вызван аккуратной экранизацией Тома Тыквера, превратившего историю маньяка в гимн творцу. Главный герой фильма, в отличие от романного прототипа, не слишком уродлив, демонстрация носов там временами чересчур назойлива, но, в отличие от писателя, придумавшего парфюмера-убийцу, режиссер не столько препаратор, сколько сочувствующий наблюдатель.

История маньяка Гренуя появилась на экране без всякого участия “родителя”. Десять лет немецкий продюсер Бернд Айхингер уговаривал Зюскинда продать права на экранизацию, в качестве режиссеров предлагая и Стэнли Кубрика, и Милоша Формана, и Ридли Скотта, и Мартина Скорсезе, и Тима Бёртона.

Патрик Зюскинд согласился, когда отказываться стало бессмысленно и при условии, что он не будет участвовать в съемочном процессе. “Парфюмер” оказался одним из самых успешных проектов Бернда Айхингера (сопоставимым, может быть, лишь с экранизацией “Имени розы” – еще одного шедевра постмодернизма). На премьере фильма Патрик Зюскинд не появился.

По легенде, роман Das Parfum был опубликован чуть ли не по требованию издателей. После спектакля “Контрабас” глава издательства Diogenes спросил у Зюскинда, нет ли у него прозаических текстов, и тот ответил, что написал “роман, который не стоит читать”. Швейцарское издательство, считающее себя открывателем Зюскинда, охотно тиражирует легенду о болезненно застенчивом писателе, однако безоговорочно верить в нее уже не хочется. Для этого он слишком самоироничен, достаточно вспомнить, с какой смелостью он высмеял сам себя в “Россини”. Действие этой блистательной салонной комедии 1997 года вертится вокруг чудака-писателя, которого рвут на части продюсеры, режиссеры, красавицы-артистки, рассчитывая сделать себе имя на экранизации его бестселлера.

Этот фильм не избежал упрека во вторичности – так же, как свое время в заимствованиях всего на свете пеняли Зюскинду литературные критики. “Жан-Батист Гренуй крадет человеческие личности, Зюскинд грабит мертвых писателей”, – говорил один из них.

Известно, что живет Патрик Зюскинд где-то между Мюнхеном и Парижем. У него, говорят, есть 11-летний сын и жена – издатель. После Das Parfum он опубликовал несколько новелл, в том числе автобиографичную “Повесть о господине Зоммере” и “Голубку”, причудливую смесь Кафки и Гоголя. Пьеса “Контрабас” ставится в Европе чаще, чем Шекспир и Чехов вместе взятые. Другого романа он так и не написал. Возможно, потому, что в нем нет необходимости.

Зюскинд по-прежнему отказывается от премий. На публике не появляется – впрочем, даже если такое вдруг случится, то у него есть все шансы остаться незамеченным. В единственном большом интервью он обещал рассказать о себе в 2019 году – к 70-летнему юбилею. “Оставьте же меня наконец в покое”, – совсем по-мальчишески, кричит его господин Зоммер прежде, чем утопиться.

Я с вами больше не играю.

Текст © Константин Кропоткин, ozon.ru

Андрей Тарковский. Несколько цитат из дневников

Жизнь никакого смысла, конечно, не имеет. Если бы он был, человек не был бы свободным. Самое важное — этот символ, который не дано понять… Несколько цитат из дневника Андрея Тарковского. Читать далее «Андрей Тарковский. Несколько цитат из дневников»

Цикл

Двухмерная театральная пьеса

Женские комплексы в простом графическом изложении израильского иллюстратора Ruth Gwily .


Психология на сайте Бобруйск гуру:

Лу Саломе о творчестве Ницше

Лу Саломе, Лу фон Саломе, Лу Андреас-Саломе, Луиза Густавовна Саломе (Lou Andreas-Salomé; 12 февраля 1861 — 5 февраля 1937) — известная писательница, философ, врач-психотерапевт немецко-русского происхождения, деятель культурной жизни Европы к. XIX — нач. XX вв., роковая женщина, оставившая след в жизни Ницше, Фрейда и Рильке.

Трейлер фильма о ней:

Лу Андреас-Саломе

Фридрих Ницше в зеркале его творчества

«Mihi ipsi scripsi!» («Обращаю к самому себе») — не раз восклицал Ницше в своих письмах, говоря о каком-либо законченном им произведении. И это немало значит в устах первого стилиста нашего времени, человека, которому удавалось найти, можно сказать, исчерпывающее выражение не только для каждой мысли, но и для тончайших ее оттенков. Тому, кто вчитался в произведения Ницше, слова эти покажутся особо знаменательными. Ведь, по сути, он и думал, и писал только для себя, и только самого себя описывал, превращая свое внутреннее «я» в отвлеченные мысли.

Если задача биографа заключается в том, чтобы объяснить мыслителя данными его личной жизни и характера, то это в очень высокой степени применимо к Ницше, ибо ни у кого другого внешняя работа мысли и внутренний душевный мир не представляют такого полного единения. К нему наиболее применимо и то, что он сам говорит о философах вообще: все их теории нужно оценивать в применении к личным поступкам их создателей. Он выразил эту же мысль в следующих словах: «постепенно я понял, чем до сих пор была всякая великая философия — исповедью ее основателя и своего рода бессознательными, невольными мемуарами» («По ту сторону Добра и Зла»).

Этим я и руководствовалась в своем этюде о Ницше, набросок которого прочла ему в октябре 1882 года. К самому «учению Ницше» я еще тогда не приступала. Читать далее «Лу Саломе о творчестве Ницше»

Израильская Мадонна Офра Хаза

19 ноября 1957 года в Тель-Авиве родилась израильская певица и актриса Офра Хаза, которая оказала огромное влияние на популяризацию этнических мотивов в современной музыке

ofra haza 1988 shaday
Обложка первого англоязычного альбома Shaday, который вышел в 1988 году.

Ее родители — выходцы из Йемена — переехали в Тель-Авив в 1929 году и поселившиеся в бедном квартале с оптимистическим названием «Атиква» («Надежда»). Они до сих пор живут там. Семейство Хаза, как и многие еврейские семьи, со временем стало многодетным: семь дочерей и двое сыновей. Девятым, младшим ребенком, появившимся на свет 19 ноября 1957 года, была девочка, которую назвали Офра. Читать далее «Израильская Мадонна Офра Хаза»

Мотив смерти в развитии нормальной телесности

Выступление © Елены Газаровой на конференции «Тело: между жизнью и смертью»
(Москва, 11–13 ноября 2005 года)Как понимать фразу «мотив смерти в развитии нормальной телесности», которая содержит в себе сразу несколько неизвестных. Что мы подразумеваем под телесностью? Как мы собираемся определять, нормальна данная телесность или нет? Что такое мотив и что такое мотив смерти?

Читать далее «Мотив смерти в развитии нормальной телесности»

Святитель Тихон Задонский: плоть и дух

«Живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим. 8:5–8).

«Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» (Рим. 8:9).

«Итак, братия, мы не должники плоти, чтобы жить по плоти; ибо если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете» (Рим. 8:12–13).

«Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (Рим. 8:14). Читать далее «Святитель Тихон Задонский: плоть и дух»