Диана Балыко: «Я хочу услышать голоса своих героев и дать им возможность рассказать про свою боль, открытия и заблуждения»

Мой побег из Беларуси в Украину в 2021 году сопровождался моим онемением. Как ни странно, меня реанимировала война

— В Минске с сентября 2020 года ко мне вернулся вазомоторный ринит (особенная реакция моего организма на нервные перегрузки и стрессы), на фоне недышащего носа появились головные боли, гул в ушах и ощущение наступающей тотальной глухоты. С учетом моей миопии это было атрофией всех органов чувств. Все это пугающе нарастало до мая 2021 года. Мне было очень трудно писать, фиксировать события, я садилась за компьютер и рвотные спазмы подкатывали к горлу, слова постепенно растворялись, уходили, исчезали. Меня еще хватало на письма политзаключенным, посты в фейсбуке и стихи, но уже совсем не было долгого дыхания на пьесу или роман, на серьезное осмысление происходящих событий, леденящего ужаса от строящегося в Беларуси концлагеря..

Я впервые задумалась о том, что настоящий художник в первую очередь гражданин, что самый главный талант — это смелость, отчаянное желание говорить правду вопреки всему, что, придумывая эзопов язык полунамеков, мы создаем искусственную реальность и оставляем очень много пространства для прямолинейной, бьющей в лоб пропаганды, которая заполняет все щели сознания, работая по принципу феномена «ложной памяти» и конструируя придуманные воспоминания. Все кухонные разговоры или шепот в спальне исчезают на утро и остаются лишь лживые штампы пропаганды, которой разрешено нагло врать, придумывая несуществующие события и ломая причинно-следственные связи.

Я впервые задумалась о том, сколько прекрасных, сильных, талантливых произведений во все времена не были созданы их авторами, потому что эти авторы покрывались липким потом страха, потому что их язык немел, кисти рук сводило в судороге, звуки музыки каменели и валились с нотного листа в недра мусорного ведра, потому то эти глыбы таланта вдруг оказались маленькими несчастными людьми, которые просто бояться боли и тюрьмы, пыток и унижений, у которых есть дети и больные родители, кредиты, зарплаты, обязательства, обстоятельства… И никакой талант не в силах сделать человека большим и смелым перед мракобесием тупой и бессмысленной силы, все насилующей и уничтожающей на своем пути. И никакое образование, высокий интеллект не гарантируют наличие совести и интеллекта эмоционального, который делает человека сочувствующим, сопереживающим, разделяющим чужую боль.

После краха СССР многие режиссеры ждали, что вот сейчас талантливые советские драматурги — Вампилов, Розов, Володин, Арбузов, Рощин — достанут из выдвижных ящиков своих письменных столов рукописи неопубликованных пьес — жестких, хлестких, ярких, сильных — про унижение советского человека в тюрьмах, очередях и кабинетах чиновников, про многолетние очереди на жилье и операции, про блат, коррупцию, дедовщину в армии, тотальный дефицит, необходимость пресмыкаться и выслуживаться… Ведь обо всем этом режиссеры и драматурги постоянно говорили на маленьких советских кухнях. Но нет. Никто не достал такие пьесы. Просто потому что они никогда не были написаны! Остался только «Архипелаг Гулаг» Солженицына. И эзопов язык «Утиной охоты» Вампилова. А в остальном сплошные «Валентин и Валентина»…

К чему привело это молчание авторов?

Прошло совсем немного времени, и российский народ стал ностальгировать по «славному советскому прошлому», желать реванша, мирового господства и лозунг «больше никогда» сменился на «можем повторить».

•••

26 мая 2021 года на украинской границе безо всяких сосудосуживающих капель мой нос стал дышать, у меня прошли головные боли, разложило уши, и я услышала пение птиц… На адреналине свободы я принялась обустраивать новый быт своей семьи, но абсолютно не могла найти в себе ресурсы писать о событиях в Беларуси. Я знала, что фиксировать время — мой гражданский и писательский долг, я назначала встречи с режиссерами и издателями и отменяла их… я не могла найти в себе силы говорить, я отказывалась ото всех интервью, потому что мне было стыдно, что я уехала, бросила моих белорусов в страшном концлагере, а сама сбежала… Мне казалось, что мой рассказ об обысках, допросах, преследованиях и побеге из Беларуси может деморализовать тех, кто остался, тех, кто находит в себе силы оставаться человеком в нечеловеческих условиях и обстоятельствах.

Лодка

Как ни странно, меня реанимировала война. В первый же день я очнулась и стала действовать — найти топливо для двух наших машин, еду, лекарства, питьевую воду, обзвонить знакомых и узнать, кому нужна помощь, кого мы можем вывезти и спасти. Потом я отправила мужа и детей в укрытие, а сама стала собирать вещи, деньги, документы для эвакуации. Была воздушная тревога, соседи звонили в двери, уговаривали спуститься вниз, паниковали… Но я осталась в квартире на девятом этаже, понимая, что при попадании большого снаряда в дом, спастись мне не удастся, и моя жизнь схлопнется как карточный домик. В этот момент я приняла простое и ясное решение о том, что если в этой рулетке нужно выбирать, кому умереть, то лучше уж мне. Чем моему мужу. Муж у меня спокойный, адекватный, вменяемый. Он гораздо более надежный родитель для наших детей, чем я. Ему хватит и любви, и сил поднять их на ноги. Я думала об этом и собирала вещи в дорогу. Потом была еще одна тревога и люди ушли ночевать в метро, а мы остались в квартире, потому что я понимала, что после ночи в метро я банально не смогу сесть за руль. А сколько часов, дней и ночей мне придется провести за рулем, было абсолютно непонятно. Важно было просто полежать на ровной горизонтальной поверхности перед дорогой. Просто полежать, потому что спать было невозможно от штормящего адреналина и взрывов за окном.

Пять суток мы выбирались из оккупации в эвакуацию, пока не оказались в Польше. Я не знала, будут ли белорусов, выехавших из Украины, считать беженцами от войны, как найти жилье и работу, в какой стране, как оформить документы. Мы просто бежали, чтобы выжить и спасти детей.

Как только мы оказались в безопасности, я стала писать друзьям и в различные организации в ЕС, которые могли бы помочь мне с работой и легализацией. Так я обратилась в международную организацию Artist at Risk. И Marita Muukkonen взяла меня под свое крыло. Она помогла организовать для меня резиденцию в Национальном театре в Праге.

Несмотря на то, что Чехия не очень благосклонно сейчас относится к гражданам с белорусскими и российскими паспортами, Национальный театр сделал все возможное и невозможные, чтобы мы получили годовую визу, медицинскую страховку, дети пошли в детский сад и школу, дочка продолжила свои занятия акробатикой, а нашим домом стала мансарда под крышей Национального театра. В рамках данной резидентной программы я уже написала пьесу о войне в Украине — «С днем рождения, любимая!» До конца резиденции планирую написать еще одну пьесу с местом действия в Праге, про украинские события их влияние на европейскую жизнь.

Я очень благодарна Artist at Risk, Marita Muukkonenn и Национальному театру за то, что могу сейчас не просто выживать, а жить и говорить о том, что мне важно. Потому что я – солдат литературы. Я не умею держать в руках автомат, но я умею держать в руках перо, и я должна говорить, потому что у меня есть голос, и я умею превращать слова в смыслы.

И теперь я выступаю перед студентами в Карловым университете, даю интервью и не боюсь говорить о том, что важно, и о том, что должно быть сказано, зафиксировано, написано…

У меня есть замыслы написания новой пьесы про украинские события и их отражение в Европе, есть идея романа и пьесы о событиях в Беларуси 2020-22-ых годов, планомерно формируется сборник моих стихов «Стихи свободы». Я работаю над проектом исследования «Вина выжившего». Я хочу услышать голоса своих героев и дать им возможность рассказать про свою боль, открытия и заблуждения… Я хочу, чтобы моих героев услышала Европа. Это важно. Потому что события, которые сейчас происходят в Беларуси, России и Украине, никогда и нигде не должны повториться…


Facebook автора Страница на ЛитРес


Читайте также:

Добавить комментарий